– Ифор, с каких пор ты стал бояться таких мелочей?
– Я не боюсь, – прорычал я и, выдержав паузу, добавил: – Ладно, рано утром встречаемся здесь, у этого камня.
Ларри, довольный, улыбнулся и протянул ладонь. Я неуверенно хлопнул по ней, как по заключенному соглашению.
– Думаю, нам пора возвращаться в деревню.
Мой друг кивнул, и мы пошли быстрым шагом, надеясь добраться домой до наступления темноты.
Вскоре я уже сидел за столом, наслаждаясь лепешками и теплым молоком. Они были невыносимо вкусными; Люсьен готовила их на небольшой каменной печурке, которая жадно поглощала сухие полешки. У нас был камин, но летом он лишь служил напоминанием о зимних холодах, почти не использовавшимся в повседневной жизни. Напротив, печка работала без усталости, как и сама Люсьен, которая обожала готовить и никогда не оставляла нас голодными. Я с радостью брал наполнившуюся едой корзинку и весело направлялся к овчарне.
– Сегодня ты припозднился, малыш, – с нежностью заметила она, подойдя ко мне. Я улыбнулся, подняв взгляд. Люсьен была доброй и отзывчивой, всегда готовой прийти на помощь и выслушать. Я любил ее. Генри редко именовался папой, тогда как слово «мама» стало частью моего лексикона с самых ранних лет, едва я начал говорить.
– Засиделись у озера. Прости, пойду отдыхать, – Я поднялся из-за стола, улыбнулся ей. Она поцеловала меня в макушку, и я направился в свою комнату, погруженный в мысли о нашем сегодняшнем походе в горы и о том, какую судьбу нам уготовили служители храма. Может просто утопят в своем пруду или сделают из нас чучела для тренировок?
Я отодвинул ткань в сторону, которая висела в проходе, и оказался в небольшой комнате. Думаю, что, когда вырасту, это место будет казаться мне довольно тесным. Но сейчас я чувствовал себя вполне уютно. Не каждый деревенский ребенок мог похвастать своей собственной комнатой. А у меня здесь стояла деревянная кровать, тазик с водой и даже сундук, где хранились мои вещи. И еще – небольшое окно. Правда, вместо стекла по раме тянулся бычий пузырь. Мутное пятно, через которое я никогда не мог четко различить, что происходит на улице; видел лишь расплывчатые силуэты. Но даже этим я был доволен и благодарен Генри. Он устроил эту комнату специально для меня: провел деревянную перегородку вдоль стены, вместо двери повесил плотную ткань и прорубил окно. На раму натянул бычий пузырь – стекло было слишком дорогим удовольствием. Я смутно помню те дни, когда был гораздо младше, и моя помощь ему в этой затее состояла лишь в бесконечной беготне около ног и потоке вопросов. Мое окно не открывалось; оно служило источником хоть и мутного, но все же света. Поэтому сегодня мне предстоит вылазить через кухонное окно.