– С детства пытался понять, откуда берется электричество. Однажды чуть не засунул отвертку в розетку – увидел, как отец там ковырялся, и лампочка в торшере зажглась. Хотел повторить его опыт, да бабуля вовремя поймала. В кружок меня записали, где цепи разные собирал. Города игрушечные выпиливал из деревяшек и свет к них проводил. Удивлялся, как невидимый ток пробегает по проводам, и загорается лампочка.
Мы продолжаем шептаться, и я узнаю, что Люба – самая старшая в семье, а их у родителей шестеро, и все мальчики, кроме нее. Удивляется, что я один у мамы с папой. Еще восхищается, что был во многих странах. Я, конечно, перья распустил – напел ей про Индию там, про Китай… Люба только по Сибири ездила. Зато пожила на Таймыре. Тут охаю я. Люба летом до дальних скитов добиралась с ненцами на нартах. Оказывается, полозья по траве отлично скользяяя… Мы засыпаем. Она еще спрашивает, почему у меня с собой туристический коврик. Кажется, все-таки ответил, что забирался на Красноярские столбы… Еще она любит чай с вишневым вареньем. И я люблю… Я поцеловал Любу или только хоте…
Просыпаюсь от того, что дятел громко и настойчиво стучит по дереву. Открываю глаза, поднимаюсь – закутанный в шарф старик, в пиджаке и надетом поверх болоньевом плаще, который не сходится на животе, похожий на нахохлившуюся сову, бьет вареным яйцом о край скамьи, а сам смотрит на нас близко посаженными глазами из-под мохнатых козырьков-бровей. Оказывается, уже рассвело.
Люба тоже встает, улыбается мне, потягивается. Я ласково касаюсь ладонью ее щеки, иду в справочную. Тетя Зина сидит на месте, усталая. Узнает меня и, не дожидаясь вопроса, говорит:
– Циклон усиливается. Движется на Москву. Обещали один борт. Я вас записала.
Благодарю, почти кланяюсь, и топаю в буфет. Пирожки закончились, но чаю полно. Румяная веселая буфетчица в белоснежном кокошнике, из-под которого рвется наружу рыжая химия, разливает кипяток из такого же жизнерадостного, как она, трехведерного самовара. А вчера я этого пузана и не заметил!
Люба, умытая и свежая, сидит, смотрит куда-то и еще не видит меня. Встречается со мной глазами, и они радостно вспыхивают. Девушка лезет в свой рюкзак и достает пакетик с кедровыми орехами:
– Везла гостинец на курсы, но не голодать же нам.
Дождь то стихает, то начинает биться в окна, как вырвавшийся на свободу сумасшедший. Люди заняты, кто чем. Старик-сова шумно прихлебывает из эмалированной кружки. Между скамьями носится чей-то ребенок.