. Однако, хоть европейский нигилизм и продолжал распространяться по всему миру, сама Европа клонилась к закату. Европеизация Востока грозила привести его в то же состояние упадка, в котором пребывал Запад. В своей книге «Самопреодоление нигилизма» (сборнике лекций о нигилизме, прочитанных в 1949 году), комментируя эссе Карла Лёвита «Европейский нигилизм», Ниситани задается вопросом, что значит европейский нигилизм для Японии:
Европейский нигилизм, таким образом, привел к радикальному изменению нашего отношения к Европе и к самим себе. Теперь он заставляет наше действительное историческое существование – наше «бытие собой среди других» – принять радикально новое направление. Мы больше не можем себе позволить необдуманно стремиться к вестернизации, забывая о себе[25].
XX век стал веком размещения (erörtern) Heimat в рамках планетаризации европейского модерна. Ниситани и Танабэ смогли поехать на учебу в Германию благодаря Нисиде Китаро, хотя у самого Нисиды в молодости такой возможности не было. Тем не менее в его сочинениях можно также обнаружить поиск Heimat – которая у него носит название Восточной Азии, или то̄ё̄[26]. Эта тоска по Heimat продолжает усиливаться, потому что модернизация подразумевает разрушение старого и создание чего-то глобального. Уничтожение деревень и лесов ради строительства новой инфраструктуры, реновация городских пространств для развития туризма и стимулирования строительства, рост числа иммигрантов и беженцев – всё это создавало ощущение unheimisch. А после европеизации наступила американизация, или американизм, о котором Хайдеггер и его японские студенты уже хорошо знали и который они рассматривали как продолжение европеизации путем планомерной планетаризации[27]. В эссе «Нужны ли поэты?», посвященном Рильке, Хайдеггер цитирует письмо поэта к Витольду Гулевичу об американизации Европы (1925):
Еще для наших дедов «дом», «колодец», хорошо знакомая башня, да даже их собственная одежда, их плащ были чем-то бесконечно бóльшим, бесконечно интимно-близким; почти каждая вещь была сосудом, в котором они обнаруживали человечное, накапливая там его. Теперь же к нам из Америки устремляются и напирают на нас пустые равнодушные вещи, вещи-мнимости, вещи-оболочки, муляжи жизни [Lebensattrappe]… По-американски понимаемый дом, американское яблоко или тамошняя виноградная лоза не имеют