Но была тайна, что жгла умы Консорциума. Мощи не мерились линейкой смертных – их границы, нижняя и верхняя, растворялись в эфире. Разломи кость – и она станет песчинкой, вдохни песчинку – и она развернётся в гору. Хаусдорф начертал в своём гримуаре: «Это геометрия богов, где часть есть целое, а целое – лишь намёк». Жрецы мечтали: если овладеть их размерностью, можно переписать не только землю, но и звёзды.
Однажды в ночи, под алым небом, юный послушник коснулся мощей без дозволения. Его рука дрогнула, и фрактал раскололся, вспыхнув, как звезда. Узор побежал по воздуху, земле, коже – и мир вокруг стал зеркалом мощей. Деревья повторяли своими ветвями – кости, облака – их изгибы, а люди шептались, не понимая, что стали частью симметрии. Консорциум замкнул их в лицензии закрытого кода, но поздно: фракталы вырвались, и Арканум начал расти сам в себя.
Где конец их танца? В башне Хаусдорф молчал, глядя, как звёзды над ним ветвятся, мультиплицируются подобно мощам. Возможно, фракталы святыни – не дар, а ловушка, что пожирает мир, пока он не станет их отражением.
Зерно веры и движение пальцев Пророка
В медресе, где свет лампад дробился на стенах, а шелест страниц сливался с ветром пустынь, однажды читали хадис из «Сахих» имама аль-Бухари, да будет доволен им Аллах. Анас, да осенит его милость, передал слова Посланника, да благословит его Аллах и приветствует: «В День воскресения мне дадут право заступничества. Я скажу: "О Господь мой! Введи в рай тех, у кого в сердце было веры с горчичное зерно!" – и они войдут. А затем: "Введи тех, у кого было хоть что-нибудь!"». Анас сказал: «И у меня до сих пор стоят перед глазами пальцы Посланника Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует».
Слова эти, простые и острые, как клинок, повисли в воздухе. Что значило «хоть что-нибудь»? И что за знак оставило движение пальцев Пророка, мелькнувшее в рассказе Анаса? Толкования, хранимые в книгах, молчали или шептали слишком громко, не касаясь сути. Жест тот – не просто взмах руки, но тень тайны, что ускользает, как песок из ладони.
Горчичное зерно – малость, вмещающая бесконечность. Вера, тоньше пылинки, но тяжелее гор, отворяет врата. А «хоть что-нибудь»? Здесь разум теряет опору: достаточно ли искры, едва тлеющей в сердце, чтобы переступить грань? Пальцы Пророка двигались, чертя в воздухе фигуру – круг ли, крест ли, или нечто, чему нет имени в языках смертных? Анас видел, но не назвал, оставив эхо движения дрожать между строк.