Нина Александровна заболела и лечилась в городе, где я, после окончания школы, грызла гранит науки в институте. Годы спустя, когда мои собственные дети пошли в школу, мама обронила: «А Нина Александровна ведь тебя в больнице ждала. Каждый день. Именно тебя. Хотя почти все одноклассники и ребята с параллели учились в этом городе. «Если не пришла утром, может придёт после обеда…» – Рассказывала она маме.
Я не пришла. Не знала. Может, мама забыла мне написать в письме. Телефонов тогда не было. И теперь, спустя столько лет, от этих слов сердце сжимается тупой болью.
Кто-то из ребят постоянно провоцировал конфликты, и пробелы от неусвоенных тем дали о себе знать, когда я училась в институте. Часто таких учеников «приписывали» к кому-нибудь из отличников, который помимо своих уроков, кружков и факультативов занимался с двоечником по поручению пионерской организации.
Перед каждым уроком русского языка в нашем классе, словно в преддверии гладиаторских боёв, назревал конфликт. В ход шло всё, что попадалось под руку. Но главным оружием мальчишек были, конечно, ручки, превращенные в подобие духовых трубок, выплевывающих бумажные пульки. С одного конца скручивался колпачок, другой надламывался или отрезался ножовкой. Готово! Оружие школьного мстителя.
И вот, словно торпеда, в класс влетала Идея Артамоновна, учительница русского языка и литературы, стремясь увернуться от очередной пули. И начинался урок! А если Идея Артамоновна, пытаясь утихомирить галдящий класс, начинала повышать голос, моя рыжая, голосистая подружка Ирочка затягивала тихую песню: «К долгожданной гитаре я тихо прильну. Осторожно и бережно трону струну, и она отзовётся зазывно звеня, Добротою наполнив тебя и меня».
Идея Артамоновна, перекрикивая шум, задавала вопрос:
– Почему Антон Чехов поехал на Сахалин?
– Рыбачить и охотиться! – выпалил Вадим, вскинув руку, словно требуя внимания. Вадим, этот добродушный увалень, за чьей тучностью закрепилось прозвище "жиро-мясо комбинат", отчаянно пытался вырваться из тени, заявить о себе.
Нервы Идеи Артамоновны, казалось, звенели в унисон со школьным гомоном. Сдаваясь, она опускалась в кресло за своим столом, запускала патефон, и комната наполнялась тихими мелодиями. Она смотрела в окно, а о чем думала наша дорогая учительница в эти минуты? Тогда нам, юным и беспечным, и в голову не приходило задаться этим вопросом.