– Это великий день! Именно сегодня произойдёт укрепление не только семейных позиций, но и деловых. Уважаемый и горячо любимый отец, спасибо тебе за веру. Дорогая мама, спасибо за любовь и поддержку. Благодаря вам я стал не только мужчиной, который любит и любим, но и состоятельным человеком, по жизни крепко стоящим на своих двух ногах. Ваши надежды на продвижение мной общего семейного бизнеса будут оправданы. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы и при мне наша компания продолжала держать авторитетный статус и достигала всё новых и новых высот.
С испариной на лбу и дрожащей улыбкой Слэйн окончил свою речь и поднял бокал газированного энергена.
– Выпьем же за это! – сказала Дженни, поднимая бокал, при этом она одарила присутствующих блеском своей неестественно белоснежной улыбки.
«Увидеть бы себя сейчас в зеркале», – подумал Слэйн.
У него жутко разболелась голова. Не слыша, что ему говорят, он ответил с дрожью в голосе:
– Спасибо, отец. – А затем из его побледневших уст вырвалось: – Спасибо, отец.
Ему стало казаться, что вместо него отвечала автоматически запущенная машина, использующая его голос.
Какой же превосходный выход из сложившейся ситуации! Только он не учёл одного фактора – что это, возможно, последняя его роль в этом театре одного актера с замечательно выдуманным концом. О таком можно лишь мечтать, можно сказать, это самая элитная среди всевозможных смертей. Навязчивая идея мечтателя. Хотя чего скрывать, вся жизнь Брюса Слэйна – наигранная сцена, и удивительно, что при этом он ещё не совсем лишился мозгов, чтобы не заметить проникновения неизвестного и чуждого внутрь себя.
Слэйн продолжал размышлять о происходящем.
– Пора прекращать думать о подобном, смерть в таком случае – не избавление, а лишь мелочное пожертвование для неудачного калеки. Нужно собраться с духом. За всем этим скрывается некая безликая тайна, и вполне очевидно, что её власть непосредственно касается внутреннего стержня его души.
Слэйн пошатнулся и вновь опустился на свой стул. Вслед за этим он залпом опрокинул в себя бокал с тёемно-красным энергеном с бархатистым привкусом старинного вина.
После короткой болтовни и нескольких бокалов винногонапитка его разум словно накрыло кашемиром – занавес внутреннего театрального представления опускался, и вместе с ним его тело падало с одного стула на другой.