Когда стемнело, мы потихоньку стали разбредаться по домам. Я тоже пошла.
– Где часы? – строго спросила мама.
Я схватилась за запястье и стала его ощупывать. Мысли бешено закрутились в голове. Часов не было.
– Наверное, на колонке забыла… – виновато пробормотала я.
– На какой колонке?! – строго переспросила мама.
– Ну, там, во дворе, где все воду пьют.
– Да ты знаешь, сколько там за день людей проходит? – продолжала наседать мама.
– Мамочка, я сейчас сбегаю, они, наверное, ещё там лежат, – чуть не плача, сказала я.
Хлопнув дверью, я побежала по тёмным ступенькам во двор. Обратно я шла медленно, не торопясь. Торопиться было некуда. Я понимала, что мне сейчас влетит, как следует, и поэтому не торопилась. Было очень грустно и обидно. Я сама себе казалась недотёпой и недоразумением. В кои-то веки мне подарили настоящий подарок, а я так бездарно от него избавилась.
Маме тоже было обидно, но она об этом ничего не говорила, только смотрела на меня искоса и вздыхала. Ей часы тоже нравились.
С тех пор часы мне не покупали, я обходилась тем, что есть дома или в школе. Следующие наручные часы я купила себе сама, когда уже работала и училась, на свои собственные деньги.
Рано(шка) – это моя подружка из параллельного класса. Она второгодница. Я не помню, как мы с ней познакомились, наверное, в школе. Она жила неподалёку от нас, в бараках. Так называли одноэтажные невзрачные дома, сбитые в кучу. Мы жили в новостройке, на шестом этаже.
Раношка была нормальная, добрая, весёлая. Даже не знаю, почему её на второй год оставили.
По утрам Раношка заходила за мной, чтобы вместе идти в школу. Мы учились во вторую смену, поэтому утро у нас начиналось поздно, часов в двенадцать. Мама вставала рано и в восемь утра уезжала на работу. Папа ещё раньше, он работал шофёром на маршрутке. В школу я собиралась сама. Это было несложно. Затянуть хвост на затылке и надеть выглаженную мамой форму. Она висела на алюминиевой дверной ручке, перепачканной белой краской, на вешалке-плечиках. Тёмно-синяя юбка в складку, белая блузка с коротким рукавом и без единой морщинки, выглаженный шелковый пионерский галстук.
Раношка приходила пораньше, чтобы было время поболтать перед школой.
– Привет, что делаешь? – спросила она как обычно.
– Фисташки ем, – ответила я.
– Фи-и-исташки, откуда?