Она заглянула в персидскую спальню:
– Доктора скоро привезут. Что еще я могу сделать?
Сыщик обернулся. На его губах играла загадочная улыбка. Эмили отметила, что он едва ли намного старше ее самой.
– Отправляйтесь в свои покои, мисс…
– Эмили. Эмили Уайтли.
– Мисс Эмили Уайтли, – повторил он, и от звучания собственного имени в его устах ее словно обдало кипятком. – А когда доктор осмотрит мистера…
– Кроу.
– Я найду вас и задам несколько вопросов.
Теперь по спине пробежал неприятный холодок.
– Вы подозреваете меня, мистер Стокетт?
– Прошу вас, просто Эйдан, – он ухмыльнулся, отчего его брови презабавнейшим образом дернулись. – А вас есть, в чем подозревать?
Эмили замялась. Такого вопроса она никак не ожидала.
– Нет… конечно, нет.
– Тогда мы просто побеседуем, и вы расскажете мне обо всем, что слышало в этом замке ваше чуткое ухо.
* * *
Даже остывший пунш был чертовски хорош. По крайней мере, на вид и запах. Миссис Тилли, здешняя кухарка, действительно знала свое дело. Не зря слухи о ее кулинарном мастерстве докатились до самого Лондона. Эйдан ничего не ел с утра. В обычной жизни, если ее можно было назвать хоть сколько-нибудь обычной, его желудок включался в работу только к обеду, напоминая о себе возмущенным ворчанием. Но устоять перед соблазном, призывно пахнущим корицей и медом, почти не представлялось возможным. И все же Эйдану следовало соблюдать осторожность. Хоть чашка и выглядела нетронутой, отравитель мог подсыпать яд и в нее. А в том, что бедолагу критика отравили, он не сомневался.
Ненадолго оставшись один, Эйдан осмотрел комнату. Ничего подозрительного, хоть отдаленно похожего на орудие несостоявшегося убийства. Кроме, разве что, пары початых баночек касторового масла и еще трех запечатанных. Эйдан припрятал их в отвороты пиджака, чтобы при случае подсунуть Барри, старому приятелю. Если кто и сможет найти яд, подмешанный в касторку, то только он.
Все в этом деле казалось каким-то надуманным, напускным, как хорошо отрепетированный спектакль. Анонимная записка под дверью и, к радости Эйдана, пачка денег. Его контора и так была не самым популярным местом, а уж накануне матушкиных именин дыра в кармане стала особенно глубокой. Эйдан был бы рад отвертеться от праздничного ужина с расспросами о даме сердца, отправив вместо себя наспех запакованный подарок и записку: «Увы и ах, дорогие мои, застрял в конторе, никак не могу вырваться. Целую, обнимаю, ваш Э.».