Тогда Элизе в очередной раз показалось, что с ней было что-то не так, раз ее отправили подальше от “своих”, более того, подростки-иностранки по-своему видели допустимые границы межнационального взаимодействия, избегая контактов с другими, особенно, как казалось, с ней. “Снова я одна, – крутилось в юной голове – как тогда, в детстве. В саду со мной не дружили. Родилась сестра, и меня отправили в незнакомое место. Школа? И так понятно. Я так хотела домой… И это желание до сих пор со мной. Но куда я рвусь? Меня там вообще ждут? Или пора уже усвоить: хорошо там, где меня нет…”
Единственным спасением в подобных ситуациях было делать вид, будто все шло своим чередом. Не навязывать свою компанию вошло в привычку и даже стало приоритетом. Все больше Элиза погружалась в себя, как будто слой за слоем пробираясь в недры души, чтобы наконец ощутить тепло человеческого контакта, и пусть даже собственное. Кто, кроме нее самой, знал, как сделаться счастливой? Развивая навыки наблюдения и глубинного анализа, девушка практически безошибочно определяла, с кем у нее были шансы сблизиться, а куда лучше не лезть. Более того, застенчивость все же иногда становилась предметом исследования кого-то из старших, поэтому Элиза часто оказывалась в центре внимания более взрослых людей. У нее получалось находить с ними контакт лучше, чем со сверстниками. Эта традиция сохраняется и до сих пор, где ее главными фанатами становятся дети и пенсионеры. За счет многостороннего развития она могла бы завести разговор с кем и о чем угодно – были бы желание или личная выгода. Когда человек переживает все внутри себя, то ему, с одной стороны, проще понимать мир и относиться к нему терпеливее, с другой – “помогите кто-нибудь связать несколько слов так, чтобы меня приняли, иначе я расплачусь от страха оказаться для них другой и вновь отвергнутой”.
– Эй! Ты как? Откуда приехала? Выглядишь, как испанка или русская.
– Ты угадала, я из России. А ты?
– Япония, но уже много лет с семьей живу в Лондоне. А в Аскоте ты какими судьбами?
– Отправили сюда (м)учиться. Но я практически ни с кем не разговариваю по-английски, кроме тебя и персонала.
– Значит, будем исправлять! Пойдем на лужайку? Там вышло солнце. Любишь печенье?
Девушка была на 5 лет старше и выглядела как мировая модель: длинные стройные ноги росли от ушей, особенно учитывая, с какой высоты на нее смотрела Элиза, коленями идеальной формы, под которыми тугим жгутом натягивались мощные сухожилия, она четко мерила шаг, будто циркулем выписывая легко угадываемую траекторию движения по направлению ее высоко поднятой головы и фиксированного взгляда. Длинные густые волосы, черные, как ночное небо без городского засвета, переливались серебром шелка высшей пробы. Острый подбородок гармонично дублировал продольные вырезы глаз. Рядом с ней Элиза чувствовала, будто Ангел-Хранитель нес ее на руках, пролетая над всеми этими густыми английскими полями на пушистых крыльях, пока холодный ветер вперемешку с ароматом свежескошенной травы и навоза перебивал дыхание, будто не разрешая прерывать ощущение свободы и безопасности.