.
Представьте себе исторический фильм, где Юлий Цезарь вдруг достает из тоги смартфон. Выглядит нелепо, правда? Это анахронизм – помещение чего-то (предмета, идеи, обычая) в эпоху, к которой оно не принадлежит. Роберт Грин, конечно, не дает своим героям гаджеты, но он делает нечто похожее на психологическом уровне: он часто интерпретирует поступки людей прошлого через призму современных психологических концепций и мотиваций.
В чем здесь проблема?
Мировоззрение и ценности были другими: Люди в Древнем Риме, средневековой Европе или даже 100 лет назад жили в совершенно ином информационном, культурном и моральном контексте. То, что двигало ими, их страхи, амбиции, понимание чести, долга, успеха, – могло кардинально отличаться от нашего. Например, объяснять поступки средневекового рыцаря исключительно через современное понятие «токсичной маскулинности» или «нарциссического расстройства личности» – значит сильно упрощать и искажать картину.
Психологические концепции – продукт своего времени: Многие психологические теории, на которые опирается Грин (пусть и в популярном изложении), например, идеи Фрейда о бессознательном или Юнга о Тени, сами возникли в XX веке. А уж термины вроде «пассивной агрессии», «эмоционального интеллекта» или «когнитивных искажений» – и того позже. Насколько корректно использовать эти инструменты, разработанные для понимания современного человека, для анализа психологии людей, живших за сотни и тысячи лет до их появления?
Соблазн «психоистории". Есть целое направление – психоистория – которое пытается применять психологические теории к историческим событиям и личностям. Но это крайне спорный и сложный метод, требующий огромной осторожности. Легко скатиться к поверхностным диагнозам и натягиванию фактов на удобную теорию. Грин же делает это довольно смело и часто без должных оговорок, представляя свои интерпретации мотивов (например, чьего-то «подавленного нарциссизма» или «глубинной зависти») как установленный факт.
Игнорирование более простых объяснений. Иногда поступок исторической личности можно объяснить гораздо проще – политической необходимостью, экономическими интересами, религиозными убеждениями, культурными нормами того времени. Но Грин часто предпочитает искать более глубокие, «скрытые» психологические мотивы, соответствующие его «закону», даже если это требует довольно вольных интерпретаций.