Не прошло и получаса, как кровь вернула краски её щекам и губам, и она приоткрыла глаза. Каузан, которого всё это время била дрожь ожидания, замер, глядя на лицо дочери, которая, впрочем, смотрела совсем не на него. Её холодный, окаменелый взор был направлен в потолок, а затем она медленно перевела взгляд на отца, который всё ещё держал её в руках. Минуты две девушка всматривалась в него, различая на его лице выражение страха, отчаяния, радости и удивления, сменявшие друг друга.
– Трус! – произнесла она скрипучим голосом, выведя тем самым Каузана из оцепенения и вернув ему остатки самообладания.
– Ты никогда не покинешь этого места, отныне здесь твой дом в наказание за осквернение чести семьи, прелюбодеяние и ослушание. Благодари Бога, что я сохранил тебе жизнь, – он бросил эти слова, не в силах больше смотреть ей в глаза. Возможно, найдя в себе силы взглянуть на неё, он бы увидел, что с его дочерью произошли изменения: она, ранее испытывавшая к нему любовь, смотрела на него с отвращением, а взгляд её был полон ненависти – ненависти, отличающейся от той, что может испытывать человек…
Каузан Тебриз ушёл, оставив дочь одну в тёмном подвале, и больше не появлялся, позволив навещать её лишь матери. Мать приносила ей еду и воду, помогала омыть тело и, как бы она ни хотела, не могла выпустить ее за пределы теперь уже вечной темницы. Дочь была озлоблена и поначалу встречала мать взглядом, полным ненависти, но со временем он сменился холодным равнодушием. Спустя два месяца заточения госпожа Тебриз спустилась к дочери, чтобы принести ей чистую одежду, и внезапно женщину посетила страшная мысль. Задумавшись, она спросила о менструации, потому что, изредка заходя к ней сменить бельё и одежду, она ни разу не замечала ни крови, ни чего бы то ни было такого, чем несчастная пленница могла бы остановить её. Девушка ответила ей тем же холодным взглядом, с которым мать сталкивалась уже много раз. Мать снова попыталась мягко поинтересоваться у неё, но ответа не получила. Нарастающая паника охватила госпожу Тебриз, но она постаралась взять себя в руки и, чтобы решить вопрос раз и навсегда, в тайне от всех позвала знахарку, которая готовила снадобье, якобы умертвившее Мэри, а именно так звали её дочь.
Весь вечер перед осмотром хозяйка дома пыталась собраться с мыслями, но всё, за что она бралась, валилось у неё из рук, а отчаянные попытки скрыть страх лишь наталкивали домочадцев на подозрения. К счастью, в этот день мэра целый день не было дома: он ещё под утро выехал обговорить земельные вопросы с местными помещиками и задержался на весь день, сильно облегчив задачу своей жене. Вернувшись поздно, он быстро отужинал и сразу улёгся спать. После полуночи Тебриз провела в подвал знахарку Вилларио, которая ждала у калитки заднего двора в тёмной мантии, полностью скрывавшей её лицо.