Нина медленно поставила чашку в раковину, поблагодарила Марию за чай – искренне, но немного рассеянно, как будто всё ещё оставалась где-то в своих мыслях. Мария недовольно поджала губы, откинувшись на спинку стула. Её пальцы чуть дёрнулись, словно она хотела что-то сказать, удержать Нину ещё на пять минут, но промолчала. Только кивнула и сказала:
– Ну иди уж. Раз приспичило.
Нина натянула пальто, нащупала в сумке перчатки и шарф, надела их не спеша, будто собиралась в путь длиннее, чем просто дорога домой. Накинула капюшон, задержалась в дверях, взглянула на Марию – та уже отвернулась к окну. Тогда Нина тихо вышла.
Снаружи всё осталось по-прежнему: мелкий моросящий дождь, словно кто-то из облаков посыпал землю сырой мукой. Под ногами шуршали влажные, пожухлые листья, цепляясь за подошвы. Ветви деревьев раскачивались лениво, как старики в креслах-качалках. Редкие прохожие сновали туда-сюда, у каждого были свои дела, заботы, направления. У Нины – нет. Её путь был прямым, никуда не ведущим. Но она шла. Медленно, чуть сгорбившись, прижимая сумку к боку, как будто в ней хранилось что-то важное. Может, тишина. Может, эта неуловимая перемена, которую она пока не могла понять, но уже почувствовала.
Мария напоследок ещё что-то выкрикивала из окна – про оладьи на вынос, про новый сериал, про то, что надо как-нибудь снова «поболтать по-человечески». Нина подняла руку в жесте, который можно было принять и за «до свидания», и за «пожалуйста, не продолжай».
Она шла медленно. Дождь уже не накрапывал, а ровно ложился на плечи, промокая волосы у висков. Возвращаться домой не хотелось. Там не было ничего нового. Даже чай оставался в чашке, как забытый собеседник.
Уже у самого входа в магазин – тот самый, где когда-то продавали сливочное масло на развес и яркие повязки на голову – Нина неожиданно остановилась. Стена, которая обычно служила доской почёта для объявлений о ремонте стиральных машин и скидках на гречку, сегодня встретила её всплеском цвета. Неожиданное пятно, как капля краски на сером пальто дня, привлекло взгляд и будто что-то напомнило. Или предвещало.
Афиша. Яркая, блестящая, почти вызывающая. На ней – силуэт женщины в перьях, шляпке, на каблуках. И надпись – витиеватая, с завитушками, словно взятая из другой эпохи:
«Бурлеск для всех возрастов. Танец. Смех. Свет. Каждые выходные. Для тех, кто хочет вспомнить, как это – жить.»