И она вдруг коснулась плеча Нины. Слишком сильно, как это обычно делает Мария – из лучших побуждений.
– Ну? Пошли?
Нина кивнула. И пошла.
Кухня у Марии была территорией, где слово "тишина" значилось в списке запретных. Всё здесь разговаривало – и радио на подоконнике, и заварник с подтеками, и даже табурет, скрипнувший под Ниной, будто выражал своё неодобрение её молчанию.
Мария, в цветастом фартуке с облупившимся котёнком на кармане, металась между плитой и столом, будто одновременно вела эфир на всю страну и варила варенье на случай апокалипсиса.
– Значит, слушай, у Лариски-то внук родился! Прямо как пирожок выкатился, четыре с половиной! Да не сын родил, а дочка! И имя, ты только послушай – Демьян!
Мария закатила глаза, наливая чай.
– А бабка-то рада, бегает с фотками, как будто он у неё единственный. У меня, между прочим, двое! И ничего, не ору на каждом углу.
Нина кивнула. Не выразительно, вежливо, как человек, который просто не хочет нарушать чужое движение.
Мария продолжала, не нуждаясь в реакции.
– А Петрова? Всё та же профурсетка. В своём возрасте юбки короче здравого смысла носит. Говорит, с молодым встречается! Да там не встречается, а носится, как угорелая. Не знаю, кто кому сахар в чай кладёт, но явно не она ему.
Нина опустила глаза в чашку. Чай был сладким. Слишком. Хотелось запить водой, но и на это не хватало сил.
– Ты чего молчишь всё, Нин? – вдруг прервала себя Мария.
– Честно, как на тебя гляну – сердце сжимается. Ты, конечно, всегда была такая… благородная, тиха. Но сейчас – прямо как статуя скорби. Зачем тебе это?
Нина покосилась на неё, но ничего не сказала.
– Вот скажи мне: ты думаешь, он бы хотел, чтобы ты вот так сидела и тихо гасла? Да он бы за уши тебя с кухни выволок и на улицу вытолкал! – Мария стукнула ложкой по краю чашки.
– Пора уже воспрянуть. Жить надо, а не архивами питаться.
Нина чуть улыбнулась. Без радости, но уже не с пустотой.
– Я и не гашу… просто свечка такая.
– Да ну тебя, – вздохнула Мария, вставая за оладьями.
– Всё ты себе придумываешь, всё у тебя поэтично. А жизнь она вот – варенье, пол и новости с утра.
Они допили чай. Мария продолжала щебетать без остановки, как старенькое радио, у которого сломался выключатель: кто заболел, кто развёлся, у кого новый плед, у кого сын пьёт, и почему соседка, с которой двадцать лет здоровались у подъезда, вдруг перестала открывать рот. Нина слушала. Или делала вид. Но внутри что-то сдвинулось, едва уловимо, почти неслышно – словно щёлкнул старый замок, и дверь, которую она раньше не замечала, вдруг приоткрылась.