– Неделю с неё ковыряюсь. Мат в четыре хода.
– О, я такие даже не смотрю. Для меня и в три хода с трудом, – Борис демонстративно махнул рукой.
Милюков погрузился в процесс размышления.
Борис, сбитый разговором, потерял настрой к чтению, стал посматривать по сторонам
Сидевший на лавке, через проход, парень решил пододвинуться ближе к проходу и случайно задел ногой большую холщовую сумку, прислонённую к ножке лавки. Сумка завалилась – металлический звон разнёсся по вагону. Женщина в валенках и тулупе, с недовольством, посмотрела на виновника, но не сказав ни слова, потянулась к сумке, прислонила её обратно.
Послышалось шыканье хмельной компании – трое на смежных сиденьях. Один, с недельной щетиной, громко огласил:
– Какая у бабки огромная жестянка! Литров на пять, наверное?
– Чего, пустая? С утра… Эй, мамаша, ночью, что–ли, торговала? – подхватил и другой из компании – рыжеватый.
Женщина недовольно промычала и язвительно выдавила:
– Что, думаешь легко нам жить? У меня пятеро детей, без мужика… – и вполголоса добавила: – С утра уже пьяные!
– Ладно… ладно, не кипятись, продай грамм триста хлеба, закусить охота, – щетинистый прояснил чего хочет.
– Нет хлеба! – женщина зло посмотрела на щетинистого. – Из еды только селёдка… Могу пару штук продать, – смягчилась, вероятно, оценив что может из сделки получить выгоду, – …на станции хоть керосин куплю.
– Ребята, вы, наверное, на заводе работаете? У вас и карточки, и зарплата, а в деревне не очень–то разгуляешься. – мужик с плоской бородой вклинился в разговоре, – утром молоко возим, обратно – хлеб, а сегодня с утра хлеб на рынок не привезли, говорят по карточкам всё распределили, – мужик успокаивающе медленно тянул слова.
– Что, и керосин, и молоко в этом же жестянке возите? – спросил рыжеватый, после того, как все трое выпили, по очереди передавая друг другу замызганный гранёный стакан.
– Ребята, да вы чего?… каждый день вымываю, – женщина всё же оправдывалась.
– Да это я так, выходной у нас сегодня, – рыжеватый на вид казался старше остальных в компании. На этих правах, он первым взял копчёную селёдку, зажав двумя пальцами. Расставил колени, чтобы не заляпаться. Помедлил и вдруг выхватил другой рукой газету у щетинистого. Развернул, увидел большой портрет Сталина, суетливо перевернул, чёткими укусами разделался с сочной мякотью и передал щетинистому. Тот, не долго думая, стянул зубами остатки со средней части селёдки. Третьему, совсем юнцу, пришлось обсасывать хвост.