Женщина протянула к Миниган свои руки. Сколько этим рукам пришлось пережить?! Они были чёрными не от загара и не от постоянной работы с углём, а от невыносимой каждодневной душевной пустоты. Казалось, что глаза уже не могли плакать, а вся боль легла на поникшие плечи и руки. Даже у молодой женщины, в семье которой уже родился третий ребёнок и которая должна была следить за хозяйством и работать в колхозе, руки не были такими «уставшими».
– Сколько мы с тобой не виделись? – спросила Миниган, обнимая подругу.
– Одиннадцать лет, – с печалью в голосе ответила Алмашакяр и, показывая на детский свёрток, поинтересовалась: – Это твой?
– Да. Дочь. Есть ещё двое старших. А у тебя?
– Нет.
Поговорив с подругой и договорившись, что та обязательно придёт к ней, Миниган, записав дочь, быстро пошла домой, пока не начался дождь. Просёлочная дорога, соединяющая центральную колхозную усадьбу с её деревней, делила собой колхозные поля, высеваемые пшеницей и рожью, которые находились как будто бы в коридоре. «Коридор» был образован с восточной стороны невысокими горами южного Урала, а с западной – речкой Селеук и лесом, растущим по обоим её берегам. Зимой по этому «коридору» буран наметал большие сугробы. Сельчанам приходилось пробивать санный путь возле леса.
Придя домой, Миниган уложила спящую дочь в люльку и приступила к хлопотам по хозяйству. Но делала она всё не как всегда с огоньком, а задумчиво и как бы механически. Пришедший на обед Хусаин заметил что-то неладное в движениях и настроении жены.
– Что-то случилось? – поинтересовался он, глядя с озабоченностью в глаза любимой.
– Нет, нет, – ответила она, скрывая глаза. – Погода пасмурная. Вот и настроения нет.
– Сейчас дождь как раз нужен, – вздохнув с облегчением, подхватил разговор Хусаин, – колос как раз набирает силу. Ему влага нужна.
В этот момент завозилась в люльке малышка, и Миниган, наказав пятилетней дочке покормить отца, ушла убаюкивать младшую в другую комнату избы.
Деревня, в которой родился муж, была небольшая. Дворов восемьдесят, стоящих в два ряда напротив друг друга. Между ними пролегала дорога и бежал холодный арык, по берегам которого стояли ивы, образуя тень для домашних птиц и телят. Их новая изба сильно отличалась от других домов в деревне. Это был высокий пятистенок, который рукастый Хусаин выстроил недалеко, всего через два дома, от родительской избы два года назад. Помогали поднимать дом вернувшийся с Отечественной брат и племянники. В доме, который они все вместе построили после раскулачивания их отца, остался жить старший брат. А в новом доме поселились Хусаин с женой, двумя маленькими детьми и двенадцатилетней племянницей, оставшейся сиротой после смерти родителей. Её отец, брат Хусаина, погиб на войне, а мама, надорвавшись на колхозных работах, вскоре после получения похоронки, сникла, слегла и тихо умерла в больнице. Девочку семи лет и годовалого мальчика забрало государство в детдом. Хусаин сразу, как вернулся со службы и женился в 49 году, забрал племянницу к себе. А мальчика из-за малолетства им не отдали, но каждое лето он возвращался в родную деревню и жил в семье Хусаина и Миниган. Хозяйка очень радушно встречала смышлёного мальчугана и не старалась, памятуя о своём детстве, сильно загружать его и племянницу домашними делами.