Они начали уборку молча. Отец вытирал пыль с рамок, где ещё остались фотографии прошлых лет – все они теперь казались чужими. Макс подметал пол. На столе лежали три билета на концерт. Никто не говорил о той ночи, о том, что случилось в больнице, о грузовике. Только скрип половиц да стук метлы по полу нарушали тишину.
Вечер. Кухню освещала одинокая лампочка под потолком. Её жёлтый свет не растекался по столу, а будто застревал где-то на середине, оставляя их лица в полутени. Отец поначалу ел медленно, пережёвывая каждый кусок с каким-то механическим упорством, но потом отложил ужин в сторону. Макс ковырялся в еде, размазывая картошку. Вилка скребла по тарелке – единственный звук, кроме тиканья часов. Он знал, что должен что-то сказать. О работе. О погоде. Хоть что-то.
– Картошка пересолена, – наконец произнёс отец.
Макс кивнул.
– Да. Немного.
Они оба знали, что картошка была в порядке. Отец отпил из стакана, поставил его обратно с глухим стуком.
– Холодно сегодня. Завтра, может, будет теплее.
– Может.
Тишина снова накрыла их. Где-то за окном громко проехала машина. Они оба обернулись на звук, отец вздохнул, сын отодвинул тарелку.