Началось представление. Девушки пели нежные песни, играли на удах и канунах. Затем начались танцы. Одна за другой, обученные красавицы выходили в центр зала, демонстрируя свое мастерство, грацию и покорность. Они были прекрасны, но их движения, их улыбки казались Роксолане предсказуемыми, лишенными души.
Султан наблюдал вежливо, но без особого интереса. Его дни были полны государственных дел, военных походов, принятия тяжелых решений. Он искал в Гареме отдыха и утешения, но часто находил лишь однообразие.
Когда очередь дошла до группы, в которой была Роксолана, она вышла вместе с другими. Они начали исполнять танец. Но Роксолана не просто двигалась по выученным па. Она вложила в танец что-то свое – энергию, страсть, легкую, почти незаметную иронию в глазах. Ее рыжие волосы развевались, ее улыбка была искренней и живой, а не вымученной. Она танцевала не для того, чтобы понравиться, а потому что чувствовала музыку, чувствовала жизнь.
В какой-то момент, во время одного из движений, она подняла взгляд и встретилась глазами с Султаном. Этот взгляд длился всего мгновение, но в нем было все – вызов, любопытство, искра ума. Сулейман, обычно сдержанный, вдруг почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло. Взгляд этой девушки был не таким, как у других. В нем не было ни подобострастия, ни пустоты. Была жизнь.
Он кивнул одному из евнухов. Тот подошел к группе танцовщиц и тихо указал на Роксолану. "Султан желает видеть тебя."
Ее сердце подпрыгнуло. Она почувствовала завистливые, враждебные взгляды других наложниц, особенно Махидевран, чей улыбающийся рот вдруг скривился. Но Роксолана, внешне спокойная, подошла к евнуху.
Ее провели к Султану. Она сделала три традиционных поклона, касаясь земли, а затем выпрямилась. Она не опустила глаз, а смело, но уважительно посмотрела на него.
Султан Сулейман смотрел на нее. Вблизи она была еще более поразительна. Ее рыжие волосы, яркие глаза, тонкие черты лица – все это было необычно для Гарема. Но еще больше его поразила ее аура – она не излучала страха, как большинство новых *джарийе*, а скорее какое-то внутреннее достоинство и необузданность.
"Как тебя зовут?" – его голос был глубоким и властным, но в нем звучало любопытство.
"Анастасия, Повелитель," – ответила она на османском, чисто, но с легким акцентом.