Я варю себе кофе в скрежещущей кофемашине. Все сотрудники делают вид, что мойка и обслуживание агрегата их не касается. Ожидая, пока коричневая струя стечёт в стаканчик, я набираю номер, указанный на наклейке, и договариваюсь, что машину завтра заберут на техобслуживание. Оплата наличными, говорю я.
Сажусь на место, открываю договор о суррогатном материнстве. Сумма указана на пятой странице. Я роюсь в файлах на компьютере в общей папке, но среди списка изъятых улик ни слова о валюте, наличных было найдено что-то около трёхсот рублей с копейками. Я просматриваю счета убитой, но кроме зарплатного счёта других не нахожу. Нет и счетов на имя детей или родителей. Набираю Эмму, спрашиваю про деньги.
‒ Я не видела, ‒ говорит Эмма, ‒ проверю, может, местные изъяли.
Это маловероятно, но пусть проверит. Я думаю о том, что убитая могла хранить такую сумму денег в тайнике, который мы не нашли. Делаю пометку, нужно спросить у её родителей, знают ли они про деньги.
Читаю дальше, прихлёбывая кофе. Нужно ехать к биологическим родителям девочки, уточнять, как именно они передавали деньги, всю сумму или по частям, наличными или на какой-то счёт. Деньги, если они не были спрятаны, вполне мог забрать и убийца. Вряд ли жертва организовала какую-то хитрую схему, может, и налог собиралась платить. Кроме того, в договоре было прописано ежемесячное содержание, оплата юридического и медицинского сопровождения. Если она почти всю беременность прожила в доме генетических родителей ребёнка, значит, откладывала большую часть денег, что-то переводя родителям. Я делаю ещё пометки, чтобы не запутаться. Сумма слишком велика, на неё мог позариться кто угодно и кроме бывшего мужа. Кстати, как он узнал, если даже родители убитой были не в курсе?
Спина затекла, и я, не вставая, делаю несколько гимнастических движений, а потом провожу рукой по черепу. Под ладонью поскрипывают микроскопически отросшие волоски, они ещё почти не выступают из кожи, но создают сухое трение и тихонько потрескивают, как электрические разряды. За окном постепенно темнеет, я встаю и включаю свет. Кабинет светлеет, но уютнее не становится. Работаю дальше, систематизирую информацию, параллельно выстраиваю свой завтрашний рабочий день.
Открывается дверь, входят Серпохвостов и Вася, на лицах довольные улыбки. Серпохвостов с громким хлопком бросает на стол папку, из которой, как бумажные самолётики, разлетаются серые бланки, протоколы и ещё какие-то бумаги. Для весомости Серпохвостов стучит ладонью по папке, как будто бьёт по заднице непослушного ребёнка.