Пора домой. Я иду пустынными коридорами, но знаю, что в некоторых кабинетах мои коллеги ещё блюдут государственную и общественную безопасность. Из-за двери полковника Кирпоноса пахнет кофе. Он не уходит с работы раньше восьми. За углом уборщица возит шваброй по полу, катит свою тележку. Турникет некоторое время не хочет меня выпускать, наверняка, он что-то подозревает. Дежурный зорко следит за моими попытками, но кнопку не нажимает. Наконец, я на свободе, выхожу в серый октябрьский вечер, как в открытый космос. Почему-то мокрый асфальт издаёт запах свежих огурцов. Ветер заставляет меня застегнуть куртку и ускорить шаг. Домой, домой, думаю я. Дома никто не заставляет меня выполнять абсурдные указания вроде вывешивания портрета президента в кабинете или подписки на ведомственную газету.
Дорога к дому. Тут рассказывать нечего, чёрная дорога, огни машин и сигналы светофоров. Опять мысли отвлекают меня, и я забываю включить музыку. С лип, растущих у моего дома, почти облетела листва. Место, на котором я обычно паркуюсь, занято. Наверное, какой-то пришелец из параллельной вселенной, который не знает, что в таких домах, как мой, парковочные места негласно распределены ещё много лет назад. Так и есть, старенький «рено», кто пустил его за наш шлагбаум? Кстати, вот доказательство, что богатые более толерантны и демократичны: припаркуйся мой сосед на своём «лексусе» в каком-нибудь гетто, неминуемо лишился бы значка на решётке радиатора, а то и шины прокололи бы. А с «рено» ничего не случится, брезгливо приподнятые губы и косые взгляды не оставляют царапин.
Моя машина гораздо скромнее соседского «лексуса», но тоже неплоха. Домофон приветствует меня, а потом и лифт голосом опытного сутенёра приглашает подняться на этаж. Лифт ‒ мой самый приятный собеседник, ничего от меня не требует. В квартире чистота и пустота, клининговая фирма работает хорошо. Лёгкий ужин из полуфабрикатов, серия сериала, час упражнений на тренажёре, музыка, созерцание моего Solus Rex, новости за день, душ, мастурбация, сон.
Лирическое отступление. Конечно, даже со своей зарплатой я не смог бы позволить себе такую квартиру и такую машину. Это всё отец, храни его удача. В школе я уже не застал время, когда писали сочинения про типичных представителей. Мой отец тоже типичный представитель своего времени ‒ двадцать лет проработал в милиции, потом ушёл в бизнес, потом вынужден был уехать из страны, когда понял, что власть не даст ему нормально работать. Может быть, его бы посадили, но он знал слишком много и сумел себя как-то обезопасить. Отцу, маме и сестре разрешили уехать, вот только меня пришлось оставить в качестве своеобразного заложника, как гарантию, что, вдохнув воздуха свободы, отец не станет болтать языком. Теперь я не могу ездить за границу, а моя семья опасается возвращаться сюда, пусть и ненадолго. У них там теперь своя жизнь, родители живут в Германии, сестра вышла замуж за австрийца и живёт в Линце, родила дочку. Я видел племянницу только на экране. В целом, их жизнь протекает в другом мире, и наши миры соприкоснутся, только если в моей реальности что-то изменится ‒ когда весь тот колхоз (в философском и мировоззренческом смысле этого слова) исчезнет, когда президентом перестанет быть председатель совхоза, когда из власти будут изгнана вся номенклатурная нечисть. Вообще, я хочу написать книгу и даже придумал для неё название. «Философия колхоза», или, может быть, «Колхоз как философия», потому что для нашей страны колхоз ‒ это не предприятие и не способ хозяйствования, а философия, парадигма и символ веры, религия. Во что веруешь? В колхоз, всесильный и всепоглощающий.