Половина аудитории высыпает в коридор.
Я встаю.
Дима не двигается с места.
– Пропусти.
Он смотрит мне в лицо. Голос тихий:
– Я без тебя не пойду.
От этих слов меня будто окатило ледяной водой.
Я не знала, чего он добивается – прощения, близости, власти?
И от этого становилось страшнее.
Я выдыхаю сквозь зубы.
– Не вмешивайся в мою жизнь.
Поднимаю палец, указывая прямо ему в грудь. Жест негромкий, но жесткий. – и не ходи за мной.
Он не отвечает.
Я беру сумку и ухожу, чувствуя на себе его взгляд – тяжёлый, липкий, будто он всё ещё цепляется за меня, даже когда я ухожу.
-–
Я шла, не разбирая дороги.
Просто уходила.
От слов, взглядов, от голосов, что шепчутся за спиной.
От странного Саши, от слишком уверенного Димы, от глупых девиц, от своего отражения в окне аудитории.
Я не знала, куда иду, но тело будто понимало – нужно спрятаться. Где-нибудь. Пусть даже на краю мира. Ноги несли сами, пока не оказалась у старой оранжереи.
Почти заброшенная. Когда-то мама водила меня туда.
Сказала, что в этом месте растения растут, даже если ты их не видишь.
Что внутри всегда тепло, даже зимой.
И я свернула с тротуара.
Оранжерея всё ещё стояла.
Словно ждала.
Ржавые петли поддались не сразу – дверь скрипнула, впуская запах пыли, увядших стеблей, влажного мха и стекла.
Внутри пахло забытым летом.
Я вошла.
Воздух был тяжёлый, но живой. Влажный. Словно тут кто-то только что плакал. Или смеялся.
Я прошла по узкой дорожке между рядами пустых цветочных ящиков.
Когда-то здесь росли лилии. Теперь – сухая земля и тонкие, упрямо живые побеги, пробивающиеся из-под мусора.
Села на покосившуюся скамейку.
Молча.
Просто дышала.
Никаких онеров.
Никакой системы.
Никакой я – сомнамбула, угроза, избранная, нужная кому-то.
Я – просто человек. Уставший. Одинокий.
Я достала фотоаппарат.
*Щёлк*
На снимке – пятно света сквозь разбитое стекло, упавшее на сухую лозу.
– Вот кто я, – сказала я почти вслух. – Пока ещё вот кто.
И в этот момент мне вдруг стало легче.
Совсем чуть-чуть.
Словно я снова отвоевала у этого мира крошечный клочок себя.
Я сделала ещё пару снимков.
Пыльное окно.
Сухой цветок, склонившийся набок, словно ему тоже всё надоело.
Луч света на полу.
Тени от старых решёток, вытянутые, как ноты.
Камера в руке казалась живой. Она щёлкала с лёгким усилием, будто понимала, что сейчас важен не результат – а само движение, само фиксирование момента, когда внутри становится немного тише.