– За что?
– За харассмент!
– Валяй, но одну на трассе я тебя не оставлю.
Всю дорогу до машины она бьётся, словно пойманная птица, но я отключаю в себе джентльмена, безжалостно фиксирую её конечности и сквозь визг и крики кое-как доношу драгоценную ношу до автомобиля.
– Я всё равно не сяду в неё! – визжит она как безумная, извиваясь всем телом. – Пусти! Пусти! Пусти!
– Успокойся!
– Не успокоюсь! Это ты меня довёл!
Больше нет сил с ней сражаться, поэтому отключаю разум и действую исключительно на инстинктах.
– Я довёл – я и успокою! – обхватываю её лицо ладонями и впиваюсь в мягкие губы поцелуем.
Качусь на американских горках без ремня безопасности – меня штормит, словно после хмельного угара. Эмоциональный срыв, изнеможение и дикое возбуждение разом обрушиваются, срывая с цепей остатки самообладания. Терзаю её губы, забывая, зачем вообще начал этот поцелуй, зарываюсь пальцами в шелковистые пряди и жадно вдыхаю воздух, пропитанный исходящим от неё ароматом лесных ягод. Ещё один захват нижней губы, ещё один еле слышный стон Зефирки – и меня унесёт туда, откуда уже не вернуться. Позволяю себе на мгновение коснуться языком её уст, будто пытаюсь навсегда запечатлеть вкус редчайшего лакомства, задержать это ощущение как можно дольше, и медленно отстраняюсь.
Шокированный взгляд Зефирки испепеляет меня заживо. Я готов к пощёчине, поэтому замираю, ожидая заслуженной реакции. Голубые глаза в панике мечутся, ища ответы в моих зрачках. Сена отступает назад, касается опухших губ кончиками пальцев и растерянно произносит:
– Л-ладно… я… я… – она пятится к машине, упираясь в неё спиной. – Поехали?
Думаю, она хотела сказать, что мой способ успокоить ее истерику сработал. Вот только кто теперь усмирит мое пульсирующее желание, стеснённое джинсами?
Я киваю, провожаю Сену взглядом, пока она не скрывается в салоне, и как только дверь со стороны пассажира захлопывается, отворачиваюсь, закрывая лицо ладонями.
Что я только что натворил? Решил проблему или распахнул врата преисподней?
Сена.
Всю дорогу до квартиры Курта меня колотит, как осиновый лист на ветру. Во-первых, меня никогда так не целовали: внезапно, страстно, по-взрослому. Во-вторых, меня никогда не целовал настоящий мужчина – единственный парень, с которым у меня было нечто похожее на отношения, остался в Москве, и его подростковые лобзания даже близко не стояли рядом с властной, всепоглощающей энергетикой Курта.