Теперь же нить, которая соединяла стебли полевого букета, истрепалась, истончилась, превратилась в пыль. Пыльца, отвечавшая за магию, стала рассеиваться.
Все нынешние дни – а еще недели, месяцы, годы – с Син просто невыносимы. Она встает раньше меня, на сколько бы я ни заводил будильник. «Ты не хочешь лежать со мной в одной постели?» Уходит на кухню, гремит посудой, пачкает, наверное, всю за раз. Хватается за первую попавшуюся работу по дому: без конца подметает, чистит, моет, скребет, трет, проветривает, режет, придает форму, раскладывает по полкам – может, делает что-то еще, если придумывает этому название. «Син, постой, что происходит?» Как только участок становится чистым – я хочу сказать, до пугающего стерильным, – Син тут же оставляет на нем корки, или листья, или несколько капель эфирного масла – эвкалипт, бергамот, кедр, кипарис. Я сыплю вопросами, изобретаю формулировки, повторяю одно и то же по тысяче раз. Син улыбается – дает мне понять, что услышала, – но оставляет без ответа все, что я говорю. «Мне кажется, что я тебе больше не нужен. Ты перемещаешься по пространству совершенно автономно. Сандал, фиалка, пачули. Син, ты еще любишь меня?» Гвоздика, жасмин, иланг-иланг.
Я стал ходить за ней по пятам: так у нее не останется выбора. Так ей придется заговорить со мной.
Первыми словами, которые Син произнесла за много дней, были: «Что я делаю не так? Чего тебе не хватает? Что ты хочешь от меня?»
Я закричал: скала из накопившихся с устрашающим избытком слов трескалась, крошилась, рушилась. В крике я было замахнулся, но тут же опустил руку: до смерти испугался сам себя.
Просунул кисти в рукава свитера (мы когда-то купили его вместе у Девушки, которая пахла листьями розмарина, – где, интересно, она сейчас?), обхватил локти ладонями – крест-накрест.
Каждому чудовищу – по смирительной рубашке.
Син продолжила молчать. Смотрела на меня, совсем не шевелясь: кажется, даже почти не моргала. Спустя некоторое время она погладила меня по плечу: провела большим пальцем по шее, задержала ладонь на надплечье, легко сжала плечевой сустав и спустилась до самого локтя. Затем вышла из комнаты. Странно: кажется, ее губы шевелились, но я не услышал ни слова.
Через пару дней после этого случая Син подошла ко мне, села рядом и взяла мою руку в свои ладони. Она глубоко вздохнула и принялась говорить, медленно, с длинными паузами между словами и странными прыгающими интонациями. Снег шел и шел. Я продолжал смотреть в окно. Слова брели ко мне через сугробы – медленно, криво и вяло. Син сказала: «Милый, я больше тебя не люблю. Есть пары, в которых людям просто понимать друг друга, но это не про нас. Так было с самого первого дня. Давай проснемся завтрашним утром и попробуем еще раз. Правда, я не уверена, что у нас получится. Еще и еще».