Я отказалась от коз и решила вместо них разводить гусей. Прошлой весной я приобрела первых двух, тулузских, а в этом году – пару китайских. Эрл прочитал каталог и пошутил, что нам и дальше нужно каждый год добавлять американских, африканских, померанских и шетландских гусей. «Соберем шайку международных разбойников», – предложил он. Но он забыл, что две наши пары скоро станут родителями. Через год я ожидаю гусят.
Гуси – мои дети больше, чем куры. Эрл тоже любит гусей, именно он предложил дать им французские имена. Его французский не так хорош, как он думает, но это никогда не мешало ему говорить со мной на этом языке в наши самые интимные моменты. Я всегда говорю по-английски с людьми, окружающими меня в Америке. Я говорю по-английски даже со своими курами и гусями.
Огород дает больше овощей, чем мы можем съесть. Я делюсь ими с родней мужа – с родителями Эрла, с двумя его братьями и их семьями. Все они хорошо ко мне относятся, хотя и считают чудно́й и, возможно, смешной. За глаза они называют меня Матушкой Гусыней. Об этом я узнала от моей невестки Лоис, которая несчастлива в браке и надеется настроить меня против семьи Баррс. Впрочем, я не обижаюсь на это прозвище. Возможно, с их стороны и бестактно называть бездетную женщину Матушкой Гусыней, но я не обидчива и не сентиментальна.
Когда Эрл спросил о письме моей матери, я рассказала ему о рождении внучатой племянницы, но не о смерти Фабьенны. Если бы он заметил что-нибудь необычное, то предположил бы, что рождение очередного ребенка напомнило мне о пустоте в моей собственной жизни. Он любящий муж, но любовь нечасто приводит к пониманию. Когда я с ним познакомилась, он решил, что я молодая женщина, у которой нет секретов и ярких воспоминаний о детстве и юности. Возможно, не его вина, что я не могу забеременеть. Секреты, что живут во мне, оставили мало места для плода.
Я была так потрясена, что забыла отделить гусей от кур во время кормежки. Гуси вовсю гоняли и грабили кур. Я отчитала их, не повышая голоса. Фабьенна посмеялась бы над моей рассеянностью. Она бы сказала, что гусей нужно просто хорошенько отпинать. Но Фабьенна мертва. Что бы она сейчас ни делала, ей приходится делать, оставаясь призраком.
Я бы не прочь увидеть призрак Фабьенны.
Все призраки заявляют о своих призрачных способностях: менять облик, преследовать, видеть то, чего не видим мы, определять судьбы живых. Если бы у умерших не было выбора – становиться призраками или нет, призрак Фабьенны лишь насмехался бы над обычными трюками, которыми гордятся другие призраки. Ее призрак делал бы что-то совершенно иное.