(Например, что, Аньес?
Например, заставил бы меня снова писать.)
Нет, это не призрак Фабьенны дочиста облизал кончик моей ручки или открыл блокнот на новой странице, но иногда смерть одного человека становится чем-то вроде справки об условно-досрочном освобождении для другого. Возможно, я и не обрела полной свободы, но я достаточно свободна.
♦
– Как вырастить счастье? – спросила Фабьенна.
Нам было по тринадцать лет, но мы чувствовали себя старше. Теперь я понимаю, что физически мы были недоразвиты, как дети, родившиеся в военное время и выросшие в бедности, а в наш мозг втиснулось больше лет, чем мы на самом деле прожили. Мы не отличались хорошим сложением. Хорошо сложенные дети – редкое явление. Война гарантирует нескладность, но в мирное время наперекосяк идет другое. Я не встречала ни одного ребенка, который не был бы так или иначе искорежен. А когда дети вырастают, они становятся искореженными взрослыми.
– Разве можно выращивать счастье? – спросила я.
– Выращивать можно все что угодно. Так же, как картошку, – ответила Фабьенна.
Я ожидала ответа получше. О том, что счастье можно вырастить на верхушке майского дерева, или в гнезде крапивника, или между двумя камнями в ручье. Счастье не должно быть цвета грязи и прятаться под землей. Даже яблоки на ветке лучше подошли бы, чтобы называться счастьем, чем земляные[1]. Хотя, если бы счастье было похоже на яблоки, подумала я, оно было бы совершенно обыкновенным и неинтересным.
– Ты мне не веришь? – не отставала Фабьенна. – У меня есть идея. Мы вырастим твое счастье, как свеклу, а мое – как картошку. Если один урожай не удастся, у нас все равно будет другой. Мы не умрем с голоду.
– А что, если не удадутся оба? – спросила я.
– Станем мясниками.
Тогда мы часто вели такие разговоры – для всего остального мира они были чепухой, но мир, как мы уже знали, полон чепухи. Так почему бы нам не забавляться нашей собственной чепухой? Если размозжить молотком большой палец на левой руке, почувствует ли что-нибудь большой палец на правой? Почему бог не додумался дать людям ушные веки, чтобы мы могли закрывать уши, как закрываем глаза перед сном или в любое другое время, когда мы не в настроении слушать болтовню мира? Если мы обе будем молиться с одинаковой серьезностью, но обращаться с противоположными просьбами – добрый боже, пусть завтра будет солнечный день; добрый боже, пусть завтра будет пасмурно, – как он решит, на какую молитву ответить?