Одного только они не предусмотрели. Прорвавшиеся янычары хлынули стремительным потоком в пролом в стене рядом с Золотыми воротами, образовавшийся в результате ударов огромных ядер невиданной доселе бомбарды, прозванной «Базиликой». Неудержимо сметали захватчики на своем пути истощенных двухмесячной осадой малочисленных византийских солдат.
«Они как полноводная горная река, вышедшая из берегов, только вместо бревен и веток оставляют за собой на улицах великого города истерзанные окровавленные тела», – в голове Луки мелькнула мысль.
Его друг и господин Константин XI Палеолог взял щит, бряцая доспехами. Драгаш по матери, как он сам любил себя называть, высокий и статный, поманил коротким кивком к себе. Нотара, сделав шаг, привычно склонил голову.
– Уходи к пристаням, там ждет корабль, узнаешь по красным парусам, – приказал он, протягивая перевязанное кожаным шнуром личное послание.
– Отвезешь в Крымскую Готию, монастырь Саввы Освященного, близ деревни Мармара. Передашь монаху, зовут Антоний.
Не успев спросить, а как же вы, Нотара уже получил ответ. Константин бросил сквозь зубы:
– Это мой город, я остаюсь!
Лука, зная, что перечить бесполезно, обреченно сунул послание в дорожную кожаную сумку и, не прощаясь, сделал пару шагов назад. Стражи сомкнули ряды вокруг похоже уже последнего Василевса Византийской империи и ринулись по лестнице вниз навстречу врагам, повинуясь властному жесту императора. Константин, поправив щит в руке, другой вытащил меч из ножен и, громыхая доспехами, не оглядываясь, побежал следом.
Но что может сделать маленький камушек разъяренному горному потоку? Лавина османов, не особо задерживаясь, обтекла последних тесно сгрудившихся вокруг Константина ромеев, часть взяла их в кольцо, другая продолжила неотвратимое движение, растекаясь по улицам уже беззащитного города.
То один, то другой из немногочисленных преданных воинов падали, обагряя кровью родную землю. Так вода точит камень, только ей требуются тысячелетия, но сейчас же все происходило прямо на глазах у побледневшего Луки. А он все никак не мог заставить себя уйти, стоял и смотрел, теряя драгоценные секунды.
Когда император остался один, в пролом въехала турецкая конница, и пешие янычары расступились. К Константину медленно приближался всадник, слегка обнажив из пурпурных ножен изогнутую саблю с рукоятью, отделанной слоновой костью. Мехмеда II великий дука знал в лицо. Нотара несколько раз приезжал в Эдирне с дипломатической миссией по распоряжению человека, стоявшего сейчас внизу в одиночестве перед толпой врагов. Будучи противником флорентийской унии с римской церковью, в разговорах с высшим духовенством на Константинопольском соборе Лука сказал: