– Лучше увидеть среди города царствующую турецкую чалму, чем латинскую тиару.
И вот произнесенные в пылу спора всего два года назад слова стали реальностью. Но Багрянородный император, прозванный простым народом Драконом за храбрость и мужество, вел себя очень странно. В доспехах, измазанных то ли своей, то ли чужой кровью, широко расставив ноги, опустил щит на землю и оперся на меч, как будто не видел нависающей над ним смерти. На лице блуждала неуместная улыбка, взгляд был устремлен куда-то вдаль, сквозь ряды стоящих рядом извечных врагов.
Через дым пожарищ, охватывающих Константинополь, пробились лучи солнца. Всадник на бледном коне тронул поводья, криво усмехаясь, принимая за слабость или покорность позу Константина, и занес блеснувшую на солнце не знающую пощады саблю. Но за мгновение до того, как безжалостная сталь должна была обезглавить беззащитного Константина, вдруг возникла яркая вспышка света, бьющая по глазам, и все присутствующие отчетливо услышали звук, напоминающий хлопанье крыльев. Он был таким громким, что на мгновение заглушил крики и звон оружия. Последний император Византии исчез, словно растворился, а клинок сабли со свистом рассек лишь воздух.
Лука, накинув на плечи черный плащ, отороченный мехом соболя, бросил последний взгляд на место, где только что стоял Константин. Он не мог понять, что это было – спасение или проклятие? Но одно он знал точно: Константин не погиб, не мог погибнуть так…
С этими мыслями Нотара перемахнул через парапет, и бегом направился в порт, к еще не захваченным пристаням, где ждал генуэзский корабль.
В пыльных списках тайных мирозданий,
В темных переулках чьих-то снов
У судьбы, не зная состраданья,
Вымолить тебя я был готов.
Этой летней ночью ей не спалось. Тревога была разлита в сумерках, в вечернем воздухе, в шуме леса, в облаках, быстро бегущих по небу. Свет луны тяжелым потоком падал на землю, играя зыбкими тенями колышущихся на ветру деревенских яблонь. Скрипы, шорохи наполняли ночь, словно сама земля-матушка не могла заснуть и кряхтя жаловалась на свой почтенный возраст. А висевшие над крыльцом пучки сохнувших лечебных трав и кореньев шелестели ей в ответ.
В доме ведуньи царила полутьма. Всегда, даже летом, горевший огонь в каменном очаге отбрасывал причудливые тени, которые, замирая и останавливаясь, отплясывали на грубо отесанных бревнах избы таинственный танец. Стены были увешаны полками с оберегами. Здесь же стояли глиняные горшки и кувшины. В одних были целебные отвары, в других – порошки и мази от разных хворей. Запах трав, смешиваясь с ароматом дыма и смолы, наполнял пространство. В углу, где на старом деревянном столе в беспорядке стояли ступки, лежала книга в выцветшей от времени обложке.