В милиции Гале и отчиму обрадовались, сказали писать заявление, одежду не стирать, и не подмываться до экспертизы. Потом взяли наряд и поехали задерживать Колю и Абдурахмана.
Солдат из воинской части ментам не отдали, но Колю и Абдурахмана посадили на гауптвахту. Они просидели до вечера, а вечером пришел изрядно выпивший по случаю наступающих замполит и сказал: «Бегите на почту и посылайте телеграмму. Пусть приезжают родители и улаживают».
Возник вопрос каким должен быть текст телеграммы, потому, что Коля говорил по-русски нормально, но писал с ошибками и стеснялся, а Абдурахман, вообще, был малограмотный – коренастый и раскосый, совсем на таджика не похожий, а скорее на узбека. Тогда замполит сам составил текст телеграммы. Сделал это так убедительно, что Колин папа прилетел в Минск на следующие же сутки. Приехал на такси в воинскую часть и появился в помещении гауптвахты в сопровождении замполита.
«Какагельды, отец пришел» – сказал Коля и заплакал. Абдурахманов отец остался дома, но дал столько денег, что хватило бы выкупить и Абдурахмана и Колю.
Колин папа заговорил с сыном по—туркменски, но замполит его прервал и сказал:
– Говорите по—русски. Мы должны знать о чем вы говорите, иначе я прекращаю.
– Сынок, – сказал папа, – зачем ты эту русску эбаль?
– Я не эбаль, – сказал Коля.
– А кто тогда ее? – строго спросил замполит.
– Не знаю, – сказал Коля.
А на календаре уже было 7 ноября – большой праздник у этих гяуров, все вокруг выпивали и закусывали – и замполит, и отчим, и менты, и все были добрые и со всеми еще можно было договориться.
– Вот что я вам скажу, – заявил дежурный капитан из ментовки, – вот вам адрес, идите к потерпевшей и договаривайтесь. Если она заберет заявление, то и нам ничего не нужно, разве что пару бутылок коньяка и дыню.
Седьмого ноября тысяча девятьсот семьдесят девятого года вечером в доме, где жила семья потерпевшей Гали, был накрыт праздничный стол и за столом сидела вся ее большая семья. Прибывших приняли как гостей, обрадовались. Посадили за стол, и Колю, и Абдурахмана, и Колиного папу, и двух сопровождавших ментов. Все выпили за Великую Октябрьскую Социалистическую Революцию и закусили. Только папа рядового Какагельды ничего не пил и не ел, поскольку был верующий мусульманин.
Выпили за советскую власть и за борьбу с мировым империализмом и сионизмом, и подошел тот самый момент, который Колин папа наблюдал у этих людей уже много раз, состояние, которому названия у туркменов нет, у узбеков называется «tartibsizlik», у турок – «kaos».