– Мы направляемся в Самарканд, – сказал Шерали.
– В Самарканд? – переспросил молодой пастух, глядя на тюки, прикреплённые к вьючным животным. Он явно заметил – в мешках что-то не то: слишком тяжёлое, слишком аккуратно упаковано.
– Мы местные, – вставил Бектемир. Его голос прозвучал уверенно, но туркменский акцент не остался незамеченным.
Фольке и Штокли стояли чуть поодаль, спокойно, но с пистолетами в руках, спрятанными в складках одежды. Их лица были бесстрастны. Они были готовы стрелять, но знали: убийство пастухов привлечёт внимание. Пропадут люди – начнут искать. Бараны разбредутся – поднимется шум. А если найдут стадо – пойдут по следам. НКВД давно охотилось за чужаками.
– Мы везём кожу для сапог, кумганы. Из Ирана идём, – продолжал Бектемир, но в этот момент один из пастухов прищурился.
– Ты… Бектемир? Сын Рузмета? – его голос дрогнул. – Я видел твою жену два месяца назад. Ты же должен быть на фронте… Говорят, пропал без вести…
И всё. Секунда молчания, и Бектемир сделал рукой короткий знак. Фольке и Штокли одновременно подняли оружие – глухие хлопки пистолетов с глушителями разорвали тишину. Два пастуха упали, сражённые в голову и грудь. Но старик – несмотря на возраст – бросился бежать.
Собаки зарычали и нагрянули на Салима и Турсунa, хватая их за рукава, за халаты. Те с яростью вытащили кинжалы и зарезали животных, густая кровь брызнула на песок. Санжар выхватил автомат МП-40, но Фольке приказал ему не стрелять.
Старик бежал между саксаулов, и в какой-то момент исчез за холмом. Но Алихан с топором в руке метнулся следом и, настигнув его, ударом в шею и спину повалил на землю. Старик вскрикнул один раз – и затих.
Бектемир вытер пот со лба, огляделся. Бараны блеяли, сбившись в кучу.
– Чёрт, – процедил он. – Что делать с этим стадом? Убивать – бессмысленно, прятать – невозможно. Кто-нибудь увидит – и всё.
– Двигаемся дальше, – скомандовал он. Времени не было.
Солнце уже опускалось, и всё вокруг приобрело зловещий оттенок. Кровь, впитавшаяся в песок, казалось, испарилась, растворяясь в закатном свете, окрашивая горизонт в тёмно-красные и фиолетовые цвета. Тени становились длиннее, песок – холоднее, воздух звенел от тишины.
Но диверсанты не заметили одного: за дюной, лежа в пыли, притаился мальчик – четырнадцатилетний сын убитого пастуха. Он всё видел. Его губы дрожали, руки тряслись, но он не двинулся, не издал ни звука.