Я собрал чемодан и отправился на железнодорожный вокзал. Вернуться я рассчитывал дня через три. Этого времени должно было мне хватить с лихвой.
Поездка до Тулы была долгой и утомительной. Вагон скрипел, за мутным окном вялая мартовская метель залепляла стекло. Я читал старые рецензии на работы Хлебникова, сравнивая репродукции с реальностью в голове, но чем больше вглядывался, тем меньше понимал, что именно притягивает во взглядах героев его портретов и в мертвенных пейзажах.
Меня встретил серый, почти выцветший город. В Туле был вечер, небо низкое, дома, как уставшие старики, стояли плечом к плечу, ссутулившись от времени. Я поселился в трактире неподалёку от оружейного завода, в комнате с протекающим потолком и ковром, в котором копилась вековая пыль.
Спросив у трактирщика о Хлебникове, я встретил лишь пожатие плеч.
– Да кто ж его знает теперь… Не выходит. Всё в своей конуре. Вроде, и не помер, а вроде, и не жив. Бывало к нему захаживали… но теперь никого.
Он отвёл глаза, будто и сам пожалел, что заговорил.
Наутро я нашёл нужную улицу – забытую временем, с перекошенными заборами, ржавыми калитками и запахом сырости. Дом художника стоял особняком: невысокий, с облупленной штукатуркой, но с огромными окнами в верхнем этаже.
Я постучал.
Ответа не было.
Снова.
Тишина.
И только когда я собирался уйти, где-то за дверью что-то скрипнуло – как будто старое дерево шевельнулось само по себе. Затем послышался голос. Хриплый, уставший:
– Заходите.
Дверь открылась с натужным стоном. Я вошёл внутрь, в полумрак, пропахший краской, пылью и чем-то ещё… металлическим, будто воздух тут ржавел. Передо мной стоял Андрей Алексеевич Хлебников.