Мирно посапывающего Калиныча разбудил дикий вопль, раздавшийся из-за печки. Затем оттуда вывалился полусонный хомяк, дико вращавший глазами и матерившийся на ипонском диалекте. Сфокусировав заспанные ещё глаза на Калиныче, Кукиш с диким криком запрыгнул ему на грудь и остервенело принялся душить левую ноздрю золотника:
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!
– Да ты что, хома? Привиделось чего, что ль?
– Всех не перебьёшь! Но пасаран! Нихт шизн! Куба да, янки нет! Вива Че Гевара!!!
– Да уймись ты, титька тараканья! Пусти ноздрю – дышать нечем. Знаешь же, бестолочь ипонская, насмурк у мене!
Кукиш не унимался. Тогда Калиныч схватил первое, что попало под руку, и звезданул хомяку по лбу. Это оказалась любимая мухобойка Калиныча, которая с сухим хрустом переломилась о голову Кукиша. Хомяк затих, осел, оконфузился, и посмотрев на соседа по избе, произнёс заплетающимся языком:
– Доброе утро, штоль? А?
– Здоров, душевнобольной.
– Ох, Калиныч, знал бы ты, что мне привиделось… Ты ж мене, гад, расструлять хотел!
– Да… Вот я и думаю – какой-то вкус у вчерашнего денатурата не такой. Мне вот, всю ночь фелдшыр голый снился, с хвостом бельичим вместо причинного места. На трубе у попадьи сидел и огурцами в кур еёных кидался. А потом в руку себе сходил, снежок из ентого дела слепил и в попадью запустил. О, как!
– И правда… Нам Анисья абсенту какого-то продала вместо самогону, али настаивала на чём не том…
Кукиш отпустил ноздрю Калиныча и запрыгнул на стол, где после вчерашнего валялся недоеденный хвост квашеной селёдки и надкусанная вяленая кочерыжка. Задумчиво пожевав чего-то и не почувствовав вкуса, Кукиш решительно накинул на себя шкуру, снятую с чучела хомячихи:
– Пошли на кузнецу, Калиныч.
– Слыш, иноземец, ты ужо проснулся вроде. Какая кузнеца? У тебя что, енти… как их… флеш-беки начались, что ль?
– Не, Калиныч. Сон хоть и дурной, но на мыслю наводит. Мне оружие надо. Меч самурайский. И нунчаки. И кимоно… Не, это, пожалуй, не на кузнецу. Это мы попадью попросим – уж больно в вышивке рукодельна. И в кружок контактного макраме, пожалуй, записаться надо, и мягкой игрушки на всякий случай. И часы надо чугуном обшить, да щеколду на дверцы с секретом поставить. А ещё пожалуй…
– Уймись, Христом-Богом прошу! Давай лучше опохмелимси.
– Енто мы завсегда успеем, но сначала на кузнецу пойдём. Мне таперь без меча – не жисть! Это ведь я без оружия, любому сапиенсу доступен на поругание буду. Вставай, Калиныч, на кузнецу идём!