Вера ничего не сказала, чтобы не начинать выяснять отношения в первый же, такой долгожданный день совместного семейного отдыха. Она как никто во много лучше и больше Валерия знала, как остро их сын реагирует на каждую отцовскую фразу или упоминание о нем в последние годы. Но супругу старалась ничего не говорить. Уж лучше смолчать, так будет во благо для них всех.
Сезонов не отреагировал, чтобы не ударяться в служебную полемику, которую, себя зная, сам и разведет. В редких случаях его стоп-кран срывало и ни одна сила мира не могла вернуть его на место. Он, хоть и не обладавший взрывным характером холерика, приходил к спорному моменту по накопительной. И когда сила натяжения уже не справлялась, когда за чашу терпения выбегала одна капля, весь сосуд начинал опасно трещать и даже начинал разрываться, всегда вовремя восстанавливаемый суперклеем. Им всегда выступала его с годами обретенная выдержка.
Оставшееся время завтрака Евгений не проронил ни слова.
Сезонов посмотрел в окно.
Настроение несколько подпорчено, но всё впереди: он, полковник, долго обижаться не умеет и сам когда-то учил сына, еще маленького мальчишку, уметь быстро прощать, в особенности когда спор касался сущего пустяка. Но здесь совсем не тот случай. Здесь история длиной в годы. Здесь детские страхи и юношеские обиды перешли во взрослую язвительность. Вера на своих плечах выносила молчаливую желчь, которую Женя – Сезонов знал – мысленно вымещал на нем, отце. Она об этом знала, она говорила с сыном. Только благодаря ей Женя в целом смирился и принял неизбежность ситуации, когда ему, еще подростку, на голову вылили такой объем информации, что он растерялся в этом буйном, страшном потоке.
Но сейчас поток только один – вал солнечных лучей за окном. Майский чудесный день. Погода радует. Екатеринбург встретил ясным, безоблачным небом и подарил редкую для сезона жару. Сегодня в центральном городском парке открывается какой-то фестиваль-ярмарка, куда они идут всей семьей.
Семья. По отношению к Жене и Вере Сезонов давно мыслил понятиями «сын» и «супруга». Самому себе было страшно признаться, что объединяющее их слово стерлось из употребления. Как будто лишнее. И в то же время то единственное, теплое, согревающее, что еще должно доказывать, как ему не безразлична судьба дорогих ему людей. Как он ценит их терпение. Как благодарит за понимание. Как дорожит их жизнями.