– Не извиняйся, я черствый сухарь и не вижу смысла это скрывать.
Марина вспомнила прошлую ночь и лишь улыбнулась про себя. Какое странное порой представление о себе у некоторых людей: чуткий, умеющий быть нежным человек называет себя черствым сухарем, зато какой-нибудь твердолобый мужлан, наверняка, считает себя способным понять чувства других людей и любить.
Остаток пути ехали молча, курили ментоловые вредные для сердца сигареты, стряхивая пепел в карманную пепельницу, слушали сонное бормотание радио и думали каждый о своем, не испытывая ни малейшей неловкости от висевшей в воздухе паузы.
В квартире было убрано, она снова казалась бездушно нежилой – все на местах, по полочкам, холодильник забит продуктами и готовыми блюдами, Богард накормлен, полы чистые, пыли нигде нет. Домработница знала свое дело.
Лекс ужинать не стал, он будто сдулся, но Марина почему-то была уверена, дело не в ней и он был рад, что она рядом. Она заварила себе свежего чаю, отрегулировала ноутбук и, стараясь не думать, о чем может размышлять человек, не мигая смотрящий в экран выключенного телевизора, решила наконец-то проверить электронную почту. Писем накопилось много, деловых, дружеских, с форумов, отвечая на них, она не заметила, как Лекс ушел в спальню, а закончив, обнаружила, что на часах два ночи и она единственная кто не спит в квартире. Лекс спал на неразобранной постели, Богард спал в кресле. Поколебавшись, Марина содрала с дивана плюшевое покрывало и, пристроившись на краешке кровати, укрылась им, заодно накрыв Лекса. Очень скоро тот придвинулся вплотную, отчего стало по-настоящему тепло. Марина провалилась в чудесный сон.
«…В высокой синем бескрайнем небе кружат белые птицы, ласковый бриз трепет волосы, оставляя на губах отчетливый привкус соли, волны льнут к ногам, шурша мелкой галькой, где-то на линии горизонта белеет парус яхты. Она стоит на берегу и терпеливо ждет, пока парус приблизится и вроде все замечательно, есть время насладиться морским воздухом и пейзажем, но беспокойство свербит в районе солнечного сплетения. Парус не двигается, он не становится ближе, не становится дальше и ровно в тот момент, когда она входит в воду, кто-то больно толкает ее в спину…».
Картинка дрогнула, парус замерцал и завалился за горизонт. Она проснулась. Лекс метался по кровати, будто в бреду, переворачиваясь едва ли не всем корпусом, всякий раз попадая ей локтем то в плечо, то в руку. Она навалилась на него боком и, не желая будить, осторожно погладила его по щеке.