– Здравствуй. Мы ещё не знакомы лично, хотя я уже немного о тебе знаю. Аделаида. Приятно познакомиться.
– Ида у нас врач, а я её помощник. Думаю, в твоём случае тебе и врач, и ветеринар очень пригодятся.
Уилл фыркнул на фразу ветеринара и кивнул женщине. Ник предложил ему сесть напротив своего стола.
– Мы исследовали твои кровь и слюну и…
– Не нашли никаких подтверждений заразности, – закончил Уилл за него и оперся спиной о стул. – Знаю, мама с момента укуса по несколько раз в год проверяет меня.
– Тогда почему ты не сказал об этом сразу?
– Решил, что вам будет лучше удостовериться в этом самостоятельно.
– И в крови мы обнаружили антитела к ликантропии. Очень много. Не знаю, связано ли то это с тем, что ты относишься к «нестабильным», или с чем-то ещё, но есть ли ещё сюрпризы? – Николас обошёл его и сел за стол, что стоял боком к двери, притянул к себе записную книжку и уже был готов записывать.
– Сюрпризов нет, ну разве что я даже обращаться не могу, только когти на руках отрастить. А так всё по классике: глаза в темноте светятся, быстрый метаболизм, регенерация, сила и выносливость, ну и обоняние как у собаки, если не лучше. Одни плюсы, в общем-то, – прозвучало не слишком весело.
Из-за светящихся глаз в людных местах ночью приходится носить эти линзы или очки, а из-за обоняния невозможно находиться среди толпы, голова начинает болеть от такого количества запахов.
Плюсы в этом видела только его мать, Кэри. Она могла использовать своего сына как настоящую гончую, лучше выполнять свою работу и подниматься выше по карьерной лестнице. Конечно, об этом никто не знал. По-хорошему, она должна была сдать его корпусу, как только появились первые признаки заражения, и, в том случае, если лечение бы не помогло, смириться с устранением. Ликантропы не считаются людьми, это опасные животные, безумные убийцы, знающие только голод. Уильям был её единственным сыном, ему было всего тринадцать, когда он заразился, и так поступить она не могла.
Во время первого полнолуния она выехала в пригород, сняла дом, самый дальний и обязательно с подвалом, заковала сына в цепи и заперла там на всю ночь. Сначала было страшно, его всего трясло. Цепи сдавили тело, врезались в кожу. Ничего не происходило первые несколько часов, потом спину неестественно выгнуло, он свернулся в клубок на полу, отчаянно крича от боли, конечности начало ломить, а кожу жечь. Спустя время, которое показалось вечностью, всё прошло, затем снова повторилось. Органы внутри крутились, кости надламывались и снова срастались, и так продолжалось до утра, а в следующие полнолуния обращения и вовсе больше не происходили.