Двойник, продолжая улыбаться, положила правую руку чуть ниже шеи. Алиса судорожно сглотнула.
– То есть, ты не забирала чужое место?
– Нет.
– Вранье, – совсем тихо произнес клон. – Кто сможет доказать обратное?… Катерина? Не смеши меня, она тебя ненавидит. Матвей? Он слишком слабый. Родион?… Ах, постой—постой…
Алиса стиснула зубы.
– Он ведь мертв, – безжалостно продолжил двойник. – Что, Алиса, быть честной так больно?…
– Заткнись!
– Конечно больно, – двойник шагнул к ней ближе. – Признать свою слабость – больно. А ты слабая, Алиса, ты не выносишь боли.
Ты слабая, Алиса. Ты не выносишь боли.
Слова попали куда—то очень глубоко, и Алиса сделала ошибку. Она совсем потеряла концентрацию. Зажмурилась, тяжело дыша, а двойник все продолжал и продолжал говорить, но она уже не слышала.
– Эй! – раздался чужой громкий оклик, в мгновенье приведший Алису в чувство.
Рука. Рука двойника – на ней тоже нет Карфагена. Это значит, он готов к бою, прячется в ладони.
Она ближе еще на полшага – этого достаточно, достаточно для…
Алиса резко отшатнулась назад, Карфаген, мгновенно трансформируясь в длинное зеленоватое лезвие, отразил удар совершенно такого же малахитового клинка. Она поймала чужой выпад в последний момент, чудом оставшись в живых.
Ее Карфаген змеей метнулся вперед, словно лассо. Двойник попытался отбить его своим клинком, но в секунду поменяв зрение, Алиса заметила: Карфаген клона ненастоящий. Он не горит той сухой злобой, какой горит ее.
Звука не было – лезвия не столкнулись. Алисин Карфаген легко обогнул чужой клинок, становясь гибким, словно резина, а не малахит, и прошил насквозь плоть – чуть ниже груди. Алиса замерла, боясь вдохнуть, и все на мгновенье застыло.
Всего секунда, а потом Карфаген, блестящий от крови, свернулся в малахитовый шар на руке у Алисы. Двойник приложил руку к ране – ее ненастоящий артефакт тут же испарился.
– Чудно, – сказал двойник. – Чудно.
Это была сама Алиса – это она стояла напротив, зажимая рану рукой. Словно вживую смотришь на свои последние мгновенья жизни – жутко и по коже ползут мерзкие и липкие мурашки страха. Это ведь ее лицо, ее выцветшие от моря и солнца волосы, ее местами обгоревшая кожа, ее улыбка – ее отражение в зеркале, зажимающая жуткого вида рану.
Ох, Карфаген не просто уколол – он разорвал плоть, нанося как можно больше урона, причиняя как можно больше боли.