–…Милая девочка… одни пятерки… в Питер на лингвистику…
Тётя Вика что-то одобрительно гудит в ответ. Ещё вчера утром я бы взбеленился. Сегодня мне по барабану. Ну милая. Ну в Питер. Я сыто ухмыляюсь и падаю на кровать.
Я совсем обленился: начитываю свои мысли через программку речь-в-текст, потом копипастю в блог. Нужно записать, что случилось вчера вечером. Но сначала эпизод два. Навеяло, пока подслушивал под дверью.
Итак, эпизод второй.
Мне лет восемь. Тётя Вика кормит Мамель пирогом на кухне. Я строю в коридоре какой-то невероятный лего-замок, через матовое стекло на двери вижу расплывчатые силуэты. Мне тепло и уютно. Клаксон сидит рядом, иногда трогает лапой мою постройку, но серьёзного ущерба не наносит. Наконец ему становится скучно. Он уже освоил технику открывания дверей и идёт на кухню: пожрать или проинспектировать содержимое чужих тарелок. Мамель прикрывает за ним дверь, но защёлка на ручке отскакивает, и сквозь щель я слышу голос тёти Вики:
– …Ой, можно подумать! Ты, Катюша, не переживай, что там было заменять-то? Это же одно название, а не мать! Ну, скажи, Катя, ты бы смогла вот так ребёнка своего, посчитай, бросить на произвол судьбы? Я до сих пор думаю: а если бы Витя тогда ещё дольше задержался? Если бы его вызвали куда в ночь? Он ведь в тот год только-только бизнес свой начинал, сутками на работе, лишь бы Ирке, звезде этой чокнутой, угодить… Как вспомню тот вечер, ужас! Виктор весь белый, трясётся. Сева замок снимает, эта дурында-то замкнулась изнутри. Мы как вошли, боже, боже! Дениска весь мокрый, холодный, ревёт в кроватке. Меня сразу как обухом, я и в спальню-то не стала входить, так, заглянула только. Говорю Севе, давай скорую и милицию, а сама Дениску мыть, переодевать. А Витя-то так кричал, так кричал!.. Не, ну надо же! «Не моя жизнь!» написала. Додумалась! «Это не моя жизнь!» А чья же? Хорошо, у Вити тогда справка была, о лечении. Дело-то почти сразу закрыли. Уж сколько Желтко ни разорялись, сколько ни грозились – нет, говорит, у психиатра наблюдалась. Так вот.
– Аффективный психоз, – поддакивает Мамель.
Потом шикает:
– Тише, Деня в коридоре.
Прикрывает дверь.
Я сажаю рыцаря на лошадь и твержу про себя: эффективный психоз. Я парень уже вполне взрослый и внятный. По поводу родительницы меня давно просветили. Мамель меня до шести лет возила в садик на Водосборке, поскольку в городе мест не было, и в нашей старшей группе было полно друганов, родители, бабушки и дедушки которых ещё помнили, что у Дени Мартыновского раньше была другая мама. Я к этой информации относился философски, ну мало ли чего в жизни ни бывает? Вот у моего приятеля Пети Кравченко тоже папа поменялся: пьющий и гоношистый куда-то делся, зато появился другой, вполне себе ничего. Фамилия Желтко, обычно произносимая шёпотом и с оглядкой, мне знакома – иногда мелькает в разговорах домашних.