– Ну, я пойду, – говорю я, задвигая за собой стул.
И ухожу. В спину – слишком много молчаливого сочувствия, слишком мало настоящего.
Снова предательское воспоминание….
Это было в ноябре. Холодно. Мокро. Пальцы замёрзли так, будто больше никогда не согреются. Мы стояли у кофейни на углу. Он взял себе латте с сиропом, я – чёрный, как моя ирония.
– Ну, всё, ты официально странная, – сказал он.
– Почему?
– Кто пьёт чёрный кофе в ноябре? Без сахара? Без всего?
– Я. Та, с которой ты, между прочим, на свидании.
Он усмехнулся.
– Знаешь, мне нравится.
– Что именно?
– Что ты не прячешься. Ни за сливки, ни за вежливость.
И тогда… он просто подошёл ближе, медленно, словно давал мне время сбежать. Но я не хотела. Его пальцы чуть коснулись моей щеки. Губы – мягкие, тёплые, немного дрожащие от холода. Мы поцеловались, а вокруг проезжали машины, кто-то курил в переулке, в кофейне играло что-то дурацкое вроде The Weeknd, и всё равно – мир встал на паузу. Это был не идеальный поцелуй. Не как в кино. Но он был наш.
Сочувствие – самое липкое из чувств. Оно цепляется за тебя, как детский пластырь. Мягкое. Бесполезное. Липкое. Люди смотрят на меня, как на кошку без лапы, которую надо пожалеть, но не трогать. Они говорят «держись», как будто я стою на краю и просто так, для веселья, решила балансировать. Они шепчутся:
«Бедная Варя. Молодая. Вдова. Такой ужас…»
Да, я вдова, но знаешь, что хуже?
– Я всё ещё жена.
Я готовлюсь спросить у него, что купить домой. Я всё ещё помню, как он чесал лоб, когда думал. Я всё ещё люблю его. И когда кто-то говорит: «Ты должна жить дальше», Я хочу крикнуть:
– А куда вы дели моё «до»? Моё «вдвоём»? Где мой чек на новую жизнь, если уж вы так уверены, что я «должна»?
…
Я не хочу сочувствия.
Я хочу его.
Дома тихо. Даже холодильник не гудит, даже полы не скрипят. Может, это я просто больше не слушаю?
Я бросаю пальто на кресло, как будто оно виновато в том, что всё так, сапоги скидываю где попало. Всё равно – никто не скажет, что бардак. На кухне чашка. Та, его любимая. С логотипом «Stark Industries». Подарок на Новый год. Тогда мы ещё спорили, кто круче – Железный человек или Тор.
Он всегда говорил:
– Железный человек, Варя. Потому что сарказм – лучшая броня.
Я тогда засмеялась и сказала, что это про меня. Теперь броня трещит. Я открываю ящик, беру блокнот, тот самый – с его каракулями на последних страницах. Сажусь за стол, и начинаю писать.