"Вот это, бляха муха, поворот", – пронеслось в голове Грома, когда он, к собственному удивлению, сделал шаг вперед, а не назад. Он сам не понимал, что происходит, но некая неведомая сила, исходящая от этой хрупкой монахини, буквально втягивала его вглубь монастыря. И вглубь чего-то гораздо более опасного, чем он мог себе представить.
Глава 3: Чувственное Пробуждение (Садовница и Повариха)
Тишина в монастыре была обманчива. За ней скрывалось нечто, что Гром еще не мог до конца осознать, но что уже начинало медленно, но верно сводить его с ума. После "философской беседы" с Сестрой Кали в библиотеке, где та с изящным апломбом анализировала его "тяготения" и предлагала "новые грани осознания" в самых что ни на есть плотских выражениях, Гром почувствовал себя вывернутым наизнанку. Его привычный мир, где все было просто и понятно, трещал по швам.
"Что за на хер творится? – бормотал он себе под нос, расхаживая по своей келье. – Эти бабы… Они что, издеваются? Или у них там какой-то особый тибетский юмор?"
Он решил переключиться. Сменить объект воздействия, так сказать. Может, другие монахини будут более… предсказуемы. Или менее безумны в своей изящности. Его взгляд упал на окно, за которым виднелись аккуратные грядки и фигура, склонившаяся над ними. Сестра Лотос, садовница. От нее всегда пахло землей и чем-то очень свежим, зеленым. Вроде как и не совсем его типаж, но, в конце концов, Гром не был привередливым.
Он вышел во двор. Воздух был влажным, но теплым после дождя. Солнце уже поднялось выше, и горы наконец-то сбросили свои туманные одежды, обнажая величественные, покрытые лесом склоны. Сестра Лотос, приземистая, с сильными руками, возилась с чем-то в земле, ее лицо было сосредоточено.
– Здорово, труженица, – окликнул ее Гром, подходя ближе. – Что, цветочки растим? А зачем они тут, если их никто не нюхает? Вот если бы тут мужики были, они бы оценили, какой аромат из тебя… из этих, из цветов идет.
Сестра Лотос выпрямилась. В ее простых, но проницательных глазах не было ни тени смущения. Она вытерла ладони о подол своей простой робы и окинула Грома взглядом, словно оценивала недавно посаженное дерево.
– Приветствую вас, господин Громов, – ее голос был низким, чуть хрипловатым, словно шелест листвы. – Вы говорите о наслаждении ароматом? Истинно, это одно из проявлений Майи, мира иллюзий. Но даже в иллюзиях есть своя красота и свой смысл. Цветы растут не для того, чтобы их нюхали мужчины, а для того, чтобы они цвели, исполняя свое предназначение. Как и женщина.