Сестра Кали наклонила голову, словно анализируя его слова.
– Вы говорите о чувственном опыте, господин Громов? – Ее голос оставался спокойным, но в нем появилось нечто новое, какая-то едва уловимая вибрация, похожая на струну, которую только что тронули. – Да, наш путь предполагает отказ от подобных привязанностей. Однако, как сказано в сутрах, полное осознание бытия возможно лишь через принятие всех его проявлений. В том числе и тех, что вы, возможно, имеете в виду. Вы предлагаете мне новый аспект познания?
Гром почувствовал, как по его коже пробежали мурашки. Но не от возбуждения. От легкого недоумения. Она не краснела. Она не возмущалась. Она анализировала. И в ее глазах, кажется, мелькнул какой-то расчет.
– Новый аспект, да, – Гром сглотнул. – Новый, самый что ни на есть. Вот, например, давай я тебе покажу, что такое настоящий аспект. Я тебе сейчас расскажу про то, как мир устроен. Не по книжкам, а по правде. Как мужики живут. Как они женщин… как они к ним, значит… тянутся. И ты сразу поймешь, что все эти ваши сутры – это фуфло, когда речь идет о настоящей жизни.
Сестра Кали встала. Медленно, грациозно. Ее тонкое тело, казалось, источало какое-то слабое, едва уловимое свечение.
– Вы желаете продемонстрировать мне иную дхарму, господин Громов? – Она сделала шаг к нему. Только один. Но этот шаг был полон такой изящной, почти неземной решимости, что Гром невольно отступил на полшага. – Возможно, это путь к новому просветлению. Путь, который начинается не с отказа, а с полного, осознанного погружения. В том числе и в то, что вы называете "настоящей жизнью".
Она протянула к нему руку. Не с целью прикоснуться, а скорее как жест приглашения.
– Я готова к этому аспекту познания, господин Громов. – Ее голос стал чуть тише, но при этом наполнился странной, почти гипнотической силой. – Покажите мне этот мир, о котором вы говорите. Расскажите о ваших тяготениях. Я внимательно вас выслушаю. И, возможно, мы вместе найдем новые грани осознания. Прямо здесь, в тишине библиотеки. Где каждый шепот может стать великим откровением.
Гром посмотрел на ее протянутую руку. Она была тонкой, бледной, но от нее исходила какая-то невыносимая притягательность. Он привык брать женщин за руки, чтобы тащить их за собой. А она… она просто протянула свою, предлагая ему самому сделать выбор. И в этом была такая непривычная, изящная сила, что его привычный мачизм дал сбой. Он вдруг почувствовал себя не хищником, а завороженной добычей.