Я могу зажигать свечи и изучать свое лицо в терпеливом зеркале.
И усталым к вечеру я всегда выгляжу лучше, чем отдохнувшим с утра.
Я даже уверен, что меня можно полюбить. Эти первые три прям так, по очереди, и говорили мне.
Что скажет четвертая и где ее искать?
Многие никого и не ищут. Их самих находят, как грибы подрезая ножом откровения, берут за шляпку и бросают в корзинку семьи, несут домой, надеясь, что трофея хватит на всю жизнь.
Боже, но как хорошо там, где нет меня.
До зуда, до боли хорошо.
Вы знаете, что зуд – это лишь маленькая боль? Живущая во мне уединенно.
И я иду туда, где нет меня.
* * *
В одиночестве, если его правильно настроить, есть чистые ноты. Можно наслаждаться мелодией уединения.
Я мечтаю, когда я один. Пока ты мечтаешь или учишься, ты меняешься, растешь, а значит, и не стареешь, подтягивая лицо у самого лучшего, как все у тебя, косметолога. Я могу мечтать у окна кабинета, глядя на проходящую по Кузнецкому мосту череду чужих судеб, слившихся в едином потоке машин для повседневной необходимости действия…
Я могу попасть в эфир мыслей прохожего и раствориться в нем, взирая на мир его глазами. Я могу уйти от ресторана, в котором сижу. То, от чего других лечат, кажется мне забавным, и я как можно дольше пытаюсь прожить жизнью другого, вот того, например, на лысой башке которого старая шляпа.
Итак, представлю себя им:
– Мне отказали в работе, а сегодня именно тот день, когда я встречаюсь с дочерью. И совершенно нет денег. Вообще. Я могу только доехать до нее на метро. Ровно в 13:00 ее мать выставит Настю за дверь, не удостоив меня и взглядом. Я сломал ее жизнь, продуцируя неудачу. Я – ученый-нейрофизиолог, патоморфолог, и я знаю семь языков. Мою эрудицию заменили «Википедией», а мой институт отдали под гостиницу. У меня под мышкой томик мало кому нужной Цветаевой (тут мы схожи), и я иду в «Букинист», острым желанием денег пытаясь ослабить тупую боль обиды на жизнь. Я остановился, задумался.
Куда мне потом везти Настю – в кафе или пиццерию, в зоопарк? Хотя в зоопарке мы уже были.
Но сначала я должен продать Цветаеву!
Раз моя профессия не продается…
К моему герою подъехала машина, черный «лексус», выскочил водитель, открыл дверь. Человек с Цветаевой под мышкой снял шляпу. Никакой он не лысый… Я не угадал. Совсем.
Я – сожалею.