Точкой отсчета в координатах проницательности служило понятие «справедливость». Одно из дельфийских пророчеств гласило: «Самым прекрасным является то, что наиболее справедливо» [Татаркевич, 1977, с. 27]. В трактате «Киропедия» античного писателя Ксенофонта, дружески связанного с Сократом, есть примечательный момент: в некоем идеальном персидском государстве общеобразовательные школы понимались не как «школы знаний», а как «школы справедливости». Главный предмет школьного образования – «справедливость»; есть «уроки справедливости» с решением соответствующих задач. «Дети, посещающие школы, – пишет Ксенофонт, – постоянно учатся справедливости. Как они говорят, посещают школу они именно для этой цели, наподобие того, как наши дети ходят в школу, как они говорят, чтобы учиться там грамоте» [Ксенофонт, 1977, с. 7]. Искусство справедливости представлялось в том, чтобы не впадать в относительность по принципу «всё относительно» (вариант: «о вкусах не спорят»): справедливость не относительна. Для убедительности своих утверждений Ксенофонт подчеркнуто делает отсыл к тому, что можно назвать рыцарской этикой: Кир «мог на любой подвиг отважиться и любой опасности подвергнуться ради славы» [Ксенофонт, 1977, с. 7]. В рыцарской этике военная слава для мужчины является высшим смыслом жизни. А мерилом добродетели является чувство благодарности за оказанную услугу. «И кто, как они считают, – продолжает Ксенофонт, – имел возможность отблагодарить другого, но этого не сделал, подвергается суровому наказанию. Ведь они полагают, что неблагодарные являются людьми, совершенно пренебрегающими религией, предками, родиной и друзьями. Пороку неблагодарности ближе всего, как они думают, бесстыдство; оно является величайшим пороком, причиной всех прочих» [Ксенофонт, 1977, с. 8].
Безусловно, что в оценках справедливости можно изловчиться, но именно это и надо уметь пресекать. В справедливости есть абсолютный момент – благородство. Аристотель пояснил благородство в своих «Этиках» через введённые им понятия «нравственная красота» и «прекрасный поступок» [Аристотель, 1984, с. 71–72]. Это не поступок с оценкой «прекрасно!», а одно понятие «прекрасный поступок». Например, для вызова на поединок надо выбирать соперника сильнее себя, не бить в спину, на войне собой прикрывать друга или командира. Когда люди созерцают прекрасный поступок или узнают о нём, возникает явление под названием «воодушевление», – и это видно по изменению их внешности. Появляются осанка, красивые жесты тела и лица, интонации голоса. Даже некрасивые лица вдруг преображаются в красивые. Красота, по Аристотелю, не в вещах: красивы те вещи, от созерцания которых красивыми становятся лица людей. Все другие определения красоты будут относительными, с пресловутым «о вкусах не спорят».