Боль достигла крещендо, а затем внезапно оборвалась, оставив после себя лишь дрожь, слабость и ощущение, будто она разбита на мельчайшие осколки. Свет Сердца Перехода померк, и он перестал пульсировать. Ритуал завершился. Цена была заплачена.
Лира рухнула на каменный выступ, ее новое тело было тяжелым, неуклюжим, не предназначенным для воды. Там, где раньше был сильный, гибкий хвост, теперь были две тонкие, слабые конечности, сгибающиеся в двух местах. Она попыталась пошевелиться, но мышцы не слушались. Попыталась издать звук, но из горла вырвался лишь тихий, хриплый выдох. Безмолвие. Настоящее, абсолютное безмолвие.
Она была слаба. Уязвима. Память была туманом. Кто она? Где она? Что произошло? Осталось лишь одно непреодолимое желание – выбраться из воды. Вода, ее родная стихия, теперь казалась чужой, пугающей, даже враждебной. Она чувствовала холод, которого раньше не знала, и давящую тяжесть, которой не должно быть.
Где-то над головой, сквозь толщу воды, пробивался тусклый свет. Там был другой мир. Мир, за который она заплатила своим голосом, памятью и силой. Мир, где она теперь должна была найти свое место, не помня, кто она есть.
Собрав последние крохи воли, преодолевая слабость, боль и страх, Лира повернулась и поплыла к свету, к поверхности. Ее перерождение завершилось. Дочь Глубин оставила свой дом, став незнакомкой в чужом мире.
Глава 5: Перерождение.
Боль ушла так же внезапно, как и нахлынула, оставив после себя лишь изматывающую слабость и звенящую пустоту в сознании. Лира лежала на каменном выступе у потухшего Сердца Перехода, ее тело дрожало. Тяжесть. Непривычная, давящая тяжесть. Там, где мгновение назад был сильный, гибкий хвост, теперь покоились две… конечности. Сгибающиеся в странных местах, слабые, неуклюжие. Ноги. Она обрела ноги.
Первая мысль была не о радости или триумфе, а о растерянности и ужасе. Тело не слушалось. Движения, которые раньше были инстинктивными – скольжение, повороты, игра с течениями – теперь требовали усилий и не приносили результата. Ноги в воде казались чужеродными, бесполезными. Она попыталась оттолкнуться, но они лишь слабо болтались, не давая опоры.
Память была дымкой. Кто она? Где она? Почему здесь, в этой темной, холодной пещере? Осталось лишь одно яркое, неоспоримое ощущение: *ей нужно наверх*. Туда, где свет. Туда, где… воздух? Само слово было странным, чужим. Но инстинкт, глубокий, первобытный, тянул ее к поверхности.