– Поблагодаришь потом. А теперь мне пора, нужно отвезти кожу к Гэрду, – перебил Зохр и добавил: – Увидимся вечером, юноша.
Зохр взял кожаные поводья и тихо уплыл по пыльной улице в сторону амбара.
То ли горечь обиды, то ли ярость скручивала внутренности мальчика. Его глаза, еле сдерживающие слезы, равнодушно провожали старейшину. Тэлиас медленно опустил голову и побрел в сторону главной улицы. Ноги стали тяжелые, будто кто-то залил целое ведро свинца в его старые сапожки.
«Ну вот опять. Теперь меня точно не отпустят на завтрашний праздник – и все из-за этого толстяка», – подумал Тэлиас, прибавляя шаг.
Выйдя на одну из главных улиц, мальчик остановился и присел на ближайшее каменное крыльцо. Смеркалось. Красивые белые домики построились вдоль улочек, иногда подмигивая своими оконцами. Деревня ожила. То тут, то там загорались масляные лампы, отбрасывая на каменную улицу игривые тени. Люди все так же шныряли из лавки в лавку, готовясь к завтрашнему празднику. Всех этих людей Тэлиас прекрасно знал: кого-то хорошо, кого-то не очень. Маленький человечек с огромной кожаной шляпой на голове медленно плелся, навалив на себя исполинских размеров деревянный ящик, заполненный бутылями с неприятной, фиолетово-черной жижей. Его глаза закатывались то вверх, то вниз, наблюдая то за поклажей, то за дорогой. Это был Корнуэл, местный писарь, и Тэлиас сразу догадался, что он тащит годовой, а может, и вековой запас чернил. Недалеко от него стояла стройная женщина лет сорока в черной бархатной мантии, украшенной то тут, то там маленькими, вышитыми серебряной нитью бабочками. Тэлиас сразу узнал Багриту – супругу Криода и мать рыжего толстяка-задиры Дриса. Ее образ сильно выделялся на фоне остальных, и, кажется, она гордилась этим. Багрита стояла у прилавка с овощами и, тыкая изящным пальцем в сочный, блестящий баклажан, фыркнула потусторонним, вязким голосом:
– Я надеюсь, он первой свежести, Вэндетта?
– Конечно, Багрита, конечно! – оскорбленно отвечала полная женщина за прилавком.
Тэлиас подумал, презрительно наблюдая за Багритой:
«Ох, ну гляньте на нее. Такая важная, такая деловая. Уверен, что нравоучения Зохра о поведении их сына будут бесполезны. Они, наверное, считают, что главнее всех в этой деревне и им все можно. Смотреть тошно».
Минутная злоба накатила на мальчика. Он даже вскочил на ноги, но в тот же миг снова уселся на холодное крыльцо.