Не думая, только чувствуя жгучую боль в руке и виске, ярость за Лиру и древний инстинкт выживания крысы, Кайро рванул к мосту. К Треугольнику. К "Тишине". Сжимая в кулаке источник боли, голосов и единственную нить к спасению того, что еще осталось от сестры. Фрагмент "Пандоры" горел в его руке, как уголь из самого сердца ада.
Мост вибрировал под ногами, как живой от страха. Ржавые фермы скрипели, ветер из техно-пропасти внизу выл, забираясь под плащ, неся запах окисленной крови и сточных химикатов. Кайро бежал, почти не чувствуя ног. Каждый шаг отдавался пульсирующей болью в кулаке, сжимающем Фрагмент, и в виске, где имплант "Мнемосин" горел ледяным огнем. Предупреждение "НЕЙРОТОКСИН. УГРОЗА ЦЕЛОСТНОСТИ КОНТУРА" мигало на периферии зрения, сливаясь с ядовитым неоном.
Сзади – рев рельсотрона. Снаряд просвистел в сантиметре, снес кусок прогнивших перил. Кайро не оглянулся. Он видел цель: черный квадрат входа в вентиляционную шахту на другом берегу пропасти. Арка, обвитая колючей проволокой (давно мертвой), над ней – грубо нарисованное граффити: ухо, перечеркнутое молнией. Символ "Тишины". Врата в Треугольник.
Последние метры он преодолел прыжком. Нырнул в черный провал. Провалился вниз по короткому, скользкому склону из глины и битого бетона, ударившись плечом о холодную стену.
Тишина.
Она обрушилась, как физический удар. После оглушительного гула, сирен и криков Яруса Дельта – абсолютная, поглощающая тишина. Не мертвая, а… давящая. Звуки снаружи не проникали. Воздух стоял неподвижный, тяжелый, пропитанный запахами старой пыли, влажного камня, плесени и слабого, едкого озона от брошенных кабелей, свисавших с низкого свода как кишки. Света почти не было. Лишь тусклое, фосфоресцирующее свечение лишайника на стенах да редкие мигающие красные и зеленые огоньки на мертвом оборудовании – крошечные глаза во тьме. Туннель уходил в непроглядный мрак.
Кайро лежал на холодном, липком полу, задыхаясь. Боль от Фрагмента в кулаке и от импланта в виске не утихала, но теперь она билась в такт с тишиной, заполняя все внутри. Он разжал пальцы. Осколок "Пандоры" лежал на ладони. В темноте его внутреннее мерцание стало ярче: фиолетовые, ядовито-зеленые, кровавые молнии под гладкой, холодной как космос поверхностью. Они отражались в его глазах, широких от боли и шока.