Клим замер. Бутылка выскользнула из ослабевших пальцев, грохнулась на бетон, но не разбилась. Самогон растекался темным пятном. Он уставился на экран, на этих детей. Его дыхание перехватило. «Как в прошлый раз…»
Этот голос. Он слышал его раньше. Не в записи. Вживую. Где? Когда? В кошмарах? В реальности? В том проклятом госпитале после провала? Психолог… тот, что смотрел на него слишком внимательно, задавал странные вопросы о страхе, о контроле…
На экране появилось лицо. Крупным планом. Мертвенно-бледное. С закрытыми глазами. Артем Сомов. "Паяльник". Его тайный стукач в криминальном цифровом подполье. Единственный, кто знал правду о том проклятом задании и почему все пошло под откос. И на его груди… этот мерцающий синим светом кошмар. Голограмма-спираль. PANOPTICON_KEY.
Голос продолжал: «Начинаем игру.»
Игра. Дети. Артем мертв. Лика… Сестра Артема. Девочка-призрак из его рассказов. Гений в коде и ноль в людях. Ее нужно было найти. Быть ее щитом? От кого? От спецслужб, которые уже рыщут? От людей этого… "Режиссера"? От него самого?
Ярость. Внезапная, всесжигающая, знакомая, как дыхание, поднялась из глубины его раздробленной души. Она вытеснила страх, вину, отчаяние. Она заполнила пустоту. Щит. Да. Он был сломан. Он был ничтожен. Но он мог быть щитом. Тупым, тяжелым, яростным щитом, которым можно бить. Бить до тех пор, пока не сломаются враги или он сам.
Клим резко вскочил. Его движения, секунду назад неуверенные, стали резкими, точными, как в былые времена. Он схватил со стола "Вал", щелчками проверил магазин, дослал патрон в патронник. Прицел. Гранаты в разгрузку. Нож за голенище.
Он бросил взгляд на разлитый самогон. На ноутбук с застывшим изображением мертвого Артема и сияющего кода. На детей в масках.
"Игра, говоришь?" – прохрипел он в тишину бункера. Голос был хриплым, но в нем уже не было дрожи. Только сталь и обещание крови. "Ладно, ублюдок. Играем. Но по моим правилам."
Он пнул бутылку в сторону, загасив последние сомнения в луже дешевого пойла, и двинулся к выходу, в темный проход, ведущий наверх. В мир, который снова потребовал от него только одного: насилия. Он был готов. Это было единственное, что у него осталось. Это было его правило номер один.
Где-то в городе двигалась тень в черном худи. Где-то в морге лежало тело с ключом к апокалипсису на груди. А в подвале мясокомбината сломанный солдат превращал свою боль в оружие. Обратный отсчет тикал.