– Безумие… – прошептал призрак.
– Нет, – я встал, дрожа всем телом. – Простая математика. Каждая капля пота – минус один шанс у врагов убить меня.
Я попрыгал на месте и перешел к бою с тенью. Николай, разинув рот от шока, молча наблюдал за моими нечеловеческими движениями. Принц недоумевал, как такой слабый мешок с костями, способен двигаться, словно молния. Через десять минут я взял перерыв, а после отдыха продолжил.
Минуло два часа, и пол блестел, как лед после шторма. Я стоял на четвереньках, трясясь, но сжатый кулак ударил по паркету:
– Видишь?
В зеркале – все тот же тощий юнец. Но теперь на шее пульсировали толстые вены, а взгляд мог прожечь стекло.
– Ты… – Николай сделал шаг назад, – ты не человек… Я бы так никогда не смог… Ты превращаешь мою плоть в сталь.
– Нет, – я вытер лицо влажным полотенцем. – В огонь. А сталь придет позже.
Я молча направился в душ, благо он располагался прямо в моих покоях. Современный, со всеми наворотами, гидромассажами, музыкой и прочей мишурой, – он быстро покорил мое сердце.
Вода хлестнула спину, как плети палача. Горячие струи смывали пот и усталость. Я стоял, уперев ладони в кафель, пока пар заволакивал зеркало. Отражение дрожало – мягкий силуэт с еле-заметнымм шрамами на ребрах и груди. Недавние рубцы на мягкой плоти. Тело Николая всё ещё напоминало изнеженную куклу, но хотя бы уже не тряпку.
– Ты там долго будешь возиться? – Николай возник в тумане, его голос резанул слух. – Нужно уже что-то делать… Двор кишит изменниками, а ты тут…
– Дай мне хорошенько отмыться… Чтобы вонь слабака не спугнула будущих союзников, – перебил я, закручивая кран с горячей водой. Освежающий холод ударил в лицо, покрыл плечи, потянулся по спине. Всегда любил контрастный душ.
Наконец смыв с себя всю грязь «зарядки» и вчерашней попойки, я потянулся к полотенцесушителю.
Мягкая ворсистая ткань пахла лавандой и чьим-то страхом – служанки, наверное, дрожали, пока гладили это полотенце. А так быть не должно… Неправильно это.
Я шагнул из душа и завернулся в ткань. Воздух скрипел на чистой коже. Николай отпрянул к окну, где сквозь щель в шторах пробивался тусклый свет петербургского утра. Дождь стучал по стеклу, будто робко напрашивался внутрь.
– Говори, – бросил я, расчесывая мокрые волосы гребнем с гербом Соболевых. Зубья впивались в кожу головы – легкая боль помогала думать. – Кто еще верен тебе? Не мне. Твоим идеалам. Твоей… – я усмехнулся, – «чести».