– Аккуратнее, олух! Это фрагментатор реальности, а не твоя деревенская мясорубка! – шипел чернокнижник, когда Кузьма чуть не уронил колбу с неясным, мерцающим содержимым. – От него зависит успех нашего… кхм… предприятия.
– Да пошёл ты со своим предприятием! – отмахнулся Кузьма, пытаясь оттереть от себя липкую слизь. – Задаток, старый пердун, был мал. Или ты думаешь, я за такие деньжищи тут жопу рвать буду?
Зигфрид закашлялся, и его смех прозвучал как шелест сухих листьев.
– О, дитя, ты ещё не представляешь, за какие "деньжищи" ты рискуешь. Сейчас мы лишь приступаем к осознанию истинной скверны. Бафомет… он не просто демон, он – сущность самого разложения. Он проявляется в малых формах, прежде чем поглотить всё. Ты видел, как гниет хлеб? Так вот, он гноит душу.
Кузьма выпрямился, уперев руки в бока.
– Гноит он, значит. А что, блядь, нам с этим делать? Мне похер на души, я по карманам специалист. И по жопам, если баба красивая.
– Именно, – Зигфрид хитро ухмыльнулся, его мутные глаза блеснули. – Ты – идеальный инструмент. Твоя… кхм… практичность, твоя простота, твой… уникальный подход к морали, позволяет тебе видеть скверну без прикрас. И бороться с ней теми методами, что доступны. Вот, например.
Зигфрид указал посохом на ближайшее дерево. Кузьма, прищурившись, посмотрел. Дерево было обычным: ствол, ветки, листья. Но что-то было не так. Листья, казалось, шевелились слишком активно, не от ветра. А кора… кора была покрыта какими-то странными, темными наростами, которые медленно пульсировали, словно под ними что-то жило. От дерева потянуло сладковато-приторным запахом, похожим на гниющие фрукты и нечто неописуемо тошнотворное.
– Что за нах? – Кузьма сделал шаг назад. – Оно, блядь, живое?
– Это – тень Бафомета, – прошептал Зигфрид, наслаждаясь реакцией Кузьмы. – Небольшое, едва заметное проявление. Но оно уже здесь. Он просачивается сквозь реальность, искажая её, превращая естественное в отвратительное. Эти наросты, они… кхм… питаются самой сутью дерева. А запах… это запах разложения, и скоро он станет невыносимым.
В этот момент из-за дерева выползла фигура. Что-то, что когда-то было зайцем. Но теперь оно больше напоминало кусок гнилого мяса, обтянутый слипшейся шерстью, с одним, неестественно большим глазом, который гноился и моргал. Оно дергалось, волоча за собой задние лапы, и издавало мерзкий, булькающий звук. Заяц посмотрел на Кузьму, и в его единственном глазу, несмотря на весь гной, читалось невыносимое страдание.