– Товарищи красноармейцы! Прекратить ссорится! Мне в батарее вражда не нужна.
По главному пути прошёл состав с ярко освещёнными окнами.
– Ребята, давайте по вагонам! – сказал Осянин. – Сейчас поедем.
– Какой-то штаб проехал, – предположил Креер.
Через несколько минут, действительно тронулись дальше.
Сашка лёг и тут же заснул. Проснулся он в темноте. В вагоне было душно, несмотря на поднятые окна. Но солдаты, утомлённые суетой и волнением погрузки, монотонным движением и качкой вагона, спали крепко. Убаюкивающе стучали колёса. Майер обрадовался, что за окном ночь, до рассвета далеко и можно ещё поспать.
– А я ведь чувствую так же, как Креер, – подумал он. – Разве не естественно бояться войны? Значит ли это, что я трус? Но ведь я еду. Еду на войну А что, если бы мне сказали, что я могу сойти с этого поезда и вернуться домой?
И Сашка почувствовал, что, если бы у него появилась такая возможность, ему пришлось бы перешагнуть внутри себя через что-то важное, что составляет саму его сущность.
– Нельзя, – подумал он, – иначе я перестану быть самим собой. Наверное, будет какая-то жизнь, но это будет чужая, не моя жизнь. Не надо об этом думать – будь, что будет!
И он заснул спокойно и глубоко. А утром с удовольствием осознал, что они не доехали ещё до Воронежа, и жизни у него впереди ещё много.
Воронеж проехали только во второй половине дня.
В ночь на второе июля Майера разбудил Губер, положив ему на плечо шершавую, величиной со сковородку, ладонь.
– Чего тебе? – вскинулся Сашка.
– Слышишь?
– Что?
– Удары.
Майер прислушался.
За окном стояла чернота ночи, на час-другой сменившая бледные летние сумерки. Действительно вдали что-то глухо громыхнуло.
– Гроза. Спи! – сказал Сашка.
– Нет, не гроза, – возразил Давид по-немецки. – Сверкало что-то! Будто огонь.
– Зарницы сверкают. Давай спать!
Прошло минут пять, всё было тихо. Губер успокоился и лёг на место, Майер повернулся на другой бок и заснул.
Он проснулся, когда слепящее, неправильно взошедшее на северо-востоке летнее солнце, било в окна вагона, в котором начиналась какая-то суматоха. Красноармейцы вскакивали, поспешно натягивали снятые на ночь гимнастёрки, засовывали ноги в сапоги, кидались к окнам вагона.
Сашка тоже вскочил и прильнул к окну. Под откосом соседнего пути он увидел лежавшие на боку вагоны, искорёженные платформы, разбросанные брёвна, какие-то плиты, трубы…