«Батя» – это наш комбат.
– Нашли тоже мне таксистов, – пробурчал Рыбак, не отрываясь от разборки автомата.
Да, дороги у нас были не самые спокойные, а лётчиков берегли. Поэтому могли и группу целую отправить как охрану – ничего удивительного.
Я вышел на улицу.
Там было прохладно – тянуло запахом гари от сгоревших построек.
Серое небо висело низко, с рваными тучами, будто кто-то размазал сажу по облакам.
Где-то вдалеке глухо щёлкнуло – одиночный выстрел или обрушившаяся плита, не разберёшь.
Перебравшись через завал, спустился в соседний подвал – когда-то это был технический этаж жилого дома.
Теперь тут обосновался Батя.
Сдёрнули двери, выкинули старую мебель, поставили стол, к стене прислонили карту.
Из потолка торчали кривые куски арматуры, лампа мигала, как перед смертью.
В воздухе висело всё сразу: сырость, пыль, табак и металл.
Комбат сидел за столом, утыкаясь взглядом в разложенную карту.
Рядом, опершись на стену, стоял парень в лётной форме – худой, измотанный, но собранный.
Форма в грязи, на рукаве запёкшаяся кровь, ботинки в пыли. Видно – не прилетел, а дополз.
Рюкзак у ног, руки за спиной, взгляд прямой, спокойный.
Тот случай, когда человек уже всё понял и просто делает, что надо.
– Звал? – кивнул я.
Батя поднял голову:
– Знакомься, Лёша. Это Андрей – лётчик. Первый класс. Его подбили недалеко, дотянул сколько смог, катапультировался, до нас сам дошёл.
– Понял.
– Твоя задача – довести его до аэродрома. Выведешь к Перевалу, там тебе «Тигра» дадут. Выходите как стемнеет.
– Принято, – ответил я, протягивая руку Андрею.
Мы пожали руки. Уверенно, крепко. Перекинулись парой коротких фраз, выходя из помещения.
Минут через десять вернулись к своим. Подвал гудел привычными голосами, шелестел сталью. Кто-то допивал чай, кто-то проверял ремни и оптику.
– Здорово, Небо, проходи, присаживайся. «В ногах правды нет», – сказал Кот, делая жест в сторону ящика.
– Да и в жопе её тоже нет, – буркнул Умник, поднимая взгляд.
– Чай будешь? – Шприц уже протягивал кружку.
– Не откажусь, – с лёгкой улыбкой ответил лётчик.
Пока мы ждали темноты, каждый занимался своим.
Кто-то молча перебирал снарягу, кто-то чистил ствол, кто-то просто сидел, уставившись в точку.
Малыш вполголоса жаловался, как его в госпитале «пытали» – мол, залезли во все дыры, чуть ли не пересобрали заново.