Смех. Смех. Смех.
– Уходи! – крикнул Илай.
Существо замерло.
– Ты позвал меня. Я только… повторяю.
И оно исчезло. Будто никогда не было. Только эхо ещё дёргалось по краям леса.
Люси вытащила из кармана маленькое зеркальце. Потрескавшееся. Подарок матери – когда-то. Она посмотрела в него. И замерла.
– Оно смотрит обратно.
– Кто?
– Я. Но не я.
Она закрыла зеркало.
– Нам нельзя оставаться. Колодец смеётся только тогда, когда ты думаешь, что всё понял.
Когда они уходили, Илай на секунду обернулся. На краю колодца – стояло ведро. Сухое. Новое. Полное воды. Вода была гладкой. И в ней – отражалась не их поляна, а чужая комната, где кто-то сидел спиной и тихо шептал:
– Я не виноват. Я не виноват. Я не виноват.
Тропинка исчезла.
Не постепенно, как бывает, когда лес сгущается и шаги сбиваются с ритма, а внезапно – как будто кто-то стёр её с карты, вырезал из мира, оставив только мягкое, тёплое ничто под ногами.
Мох. Он был везде. Под ногами – как ковёр, влажный и пружинящий. На стволах – густой, тёмно-зелёный, словно древесная кожа проросла изнутри. В воздухе – запах сырости, земли, пепла и чего-то… доброго, почти родного, как запах старого одеяла, найденного в сундуке на чердаке.
Илай замер.
Они давно уже не слышали птиц. Даже насекомые исчезли. Но здесь было не пусто. Было тихо… но внутри тишины что-то пело. Он оглянулся. Люси стояла неподвижно, вглядываясь в пространство между двумя деревьями, как будто там шевелилось нечто важное. Её лицо казалось старше, чем должно быть – не морщинами, а глубиной взгляда. В этот миг она была не девочка, а часть чего-то… древнего.
– Ты слышишь? – прошептала она.
И он услышал. Звук был не голосом и не мелодией, а чувством. Он касался не ушей, а груди. Он не звал – он вспоминал. Забытые песни, которые никто не пел, но которые были где-то внутри. Слова, сказанные у костра, когда ты ещё верил, что взрослые знают всё.
Голос, шепчущий: “Я здесь. Я помню тебя. Не бойся.”
Он сделал шаг и будто ступил в прошлое. Всё стало медленным. Воздух густым. Сердце билось не быстрее, а глубже.
– Это не лес, – сказал он, не осознавая, что говорит. – Это… чья-то память.
Люси подошла ближе. В руках у неё оказался старый плюшевый кролик. Он был с ней всегда, но сейчас казался особенно живым. Его лапки были испачканы в мху, а из одного уха торчала нитка.