Раздавался негромкий треск сжигаемого дерева. С таким же звуком ломаются шеи.
Откуда я это знала?
Отогрев пальцы, я повернулась к женщине, восседавшей в кресле-качалке справа от меня. Что-то знакомое в ней привлекало мое внимание, однако я не могла понять, что.
Наклон головы? Разрез глаз?
Я нахмурилась. Туман постепенно покидал мой разум.
Кашлянув, я неуклюже поерзала на таком же кресле и поставила чашку на стол.
– Что я здесь делаю? – неуверенно произнесла я, заломив пальцы.
Она покачала головой, рассеянно болтая ногой, закинутой на другую, обнажая разрез почти до бедра на ее черном облегающем платье.
– Ты не узнаешь меня, Юдит?
Я молчала.
– Видимо, он был прав. Ты и правда не помнишь.
Я не нашла что ответить. Женщина грустно вздохнула и провела костяшками по моей щеке. Прикосновение вышло легкое, невесомое и какое-то холодное.
– Мне жаль, что наша встреча проходит так. Я должна была найти тебя раньше.
Я напряженно отклонилась назад, едва заметно, что не укрылось от ее взора. Ее полусогнутая ладонь неловко повисла в воздухе, после чего обреченно рухнула вниз.
– Присмотрись, Юдит. Ты действительно не знаешь, кто я? Присмотрись. – отчаянно взмолилась женщина, не отводя взор.
Наверное, таких, как она, называют красивыми. По-настоящему красивыми. Под ее плащом скрывалась копна густых иссиня-черных волос, поражавших своим блеском. Они вились по спине, волнами спускаясь до пояса. Лицо в форме сердечка с острым подбородком замечательно гармонировало с полными губами, слегка тронутыми блеском. На щеках виднелась россыпь веснушек, добавлявших изюминку ее смуглой коже. Она моргнула, и большие круглые глаза медового цвета, лишенного каких-либо вкраплений, наполнились слезами, а брови мучительно изогнулись, придавая лицу… мой взгляд.
Я отшатнулась:
– Не может быть.
Это невозможно. Мои родители, настоящие родители мертвы.
Женщина устало потерла переносицу, пряча слезы. Что-то неправильное, отвратительно похожее на меня было в ее движениях.
– Мое имя Эмерот. – Она наклонилась вперед и вцепилась в подлокотник. Ее слова оглушительно гремели в тишине, разбавляемой звуком пламени. – И я твоя мать.
Я потрясенно молчала. Эта новость свалилась настолько неожиданно, что я почувствовала, как меня пронзила вспышка головной боли.
– Я… – охрипший голос отказывал слушаться. – Я не знаю, что сказать.